— Я бы хотел познакомиться с Маккензи.
— Если все пойдет по плану, познакомишься. У меня нет желания возвращаться без нее.
— Возвращается ее неандерталец, верно?
Ручка выпадает из моих пальцев, когда я вскакиваю со своего места.
— От кого ты услышал об этом? Кто рассказал тебе?
— Рассказал мне что?
— Кто рассказал тебе, что Микки называет меня неандертальцем? — губы Итана дергаются, в темных глазах пляшут искорки.
— Я серьезно, Итан. Кто сказал, Энди? Или это Гэвин рассказал? Кто сказал тебе об этом, блять?
Не в состоянии скрыть своего смеха, Итан лишь крепче прижимает руки к животу, заливаясь хохотом до такой степени, что перехватывает дыхание. Это может показаться смешным, но в течение нескольких секунд я готов был взгреть этого ублюдка.
— Никто ничего не говорил мне, босс, — он хохочет снова. — Вы сказали, что притащите ее с собой. Когда вы говорили это, я представил себе, как вы тащите ее за волосы, ударяя дубинкой. Вот и все, но судя по всему, ваша девушка обладает неплохой интуицией. Она мне уже нравится.
Я действительно думаю так. Но он прав, Микки знает меня лучше, чем кто-либо, лучше, чем я знаю себя сам.
Я опускаюсь в свое кресло, снимаю очки и бросаю их на стол. Сжимаю пальцами переносицу и выдыхаю.
— Извини. Ты прав. Моему отцу удается взбесить меня.
Итан махнул пренебрежительно.
— Не волнуйтесь об этом, — Итан встает, поправляя пиджак. — Вы все еще хотите, чтобы я пришел сегодня вечером.
— Да. Сегодня мы с Гэвином прячемся от Морган и Оливии.
Итан вздрогнул при звуках имени Оливии.
— Боже, какая страшная женщина. Я понимаю.
Я поднимаю руку, останавливая его на полуслове.
— Вы не должны ничего говорить.
— Я знаю, что она красавица, но, мужчина, что заставило вас сунуть в нее ваш член?
Я пожимаю плечами. Я не могу сосчитать, сколько раз я задавал себе тот же самый вопрос: «Как долго ты будешь ее трахать и думать, что она тебе совсем не нужна?».
Итан кивает, соглашаясь.
— Очень много работы, мой друг. Итак, в какое время я должен прибыть?
Я откидываюсь на спинку кресла, закинув руки за голову.
— Около восьми.
— Ну что же, в восемь.
Итан покидает мой кабинет, закрыв за собой дверь. Я тянусь к снимку Маккензи со мной, которая улыбается своими голубыми глазами, лучащимися счастьем. Просто еще четыре дня, и я увижу мою девочку снова. Я могу потерпеть четыре дня. Я терпел гораздо больше времени, четыре дня меня не убьют.
Глава 3
Я бегу вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Дверной звонок звенит снова.
— Иду!
Обычно Руби или Уайатт опережают меня уже у двери, но ввиду моей предстоящей поездки я отпустил их, чтобы они смогли слетать в Бостон и повидаться со своими семьями.
— Сколько же времени вы до нас добирались. Мы чуть с голоду не подохли, — ворчу я, с грохотом приземляясь на нижней ступеньке лестницы. Я распахиваю дверь. За дверью оказывается прыщавый доставщик пиццы, совсем еще мальчишка, озирающийся на мой пляжный домик. Его длинные, светлые волосы заправлены под несуразную бейсболку, похожую на ту, что носит Джаред. Татуировки ползут вверх вдоль его левой руки, исчезая под замызганным рукавом рубашки. Такое чувство, что ее никогда не стирают. В руках у него коробки с пиццей. И он отцепил липучки, когда я открыл дверь.
— Добрый вечер, — его смешной голос убаюкивает. — Я доставил три пиццы: одна с пепперони, одна с сыром и одна с ветчиной, беконом и халапеньо, — декларирует он, выглядывая из-за коробок.
Я киваю, вытаскивая бумажник из заднего кармана. Специальный заказ только для меня. Последнюю пиццу я ел вместе с Маккензи, это она заказывала с холопеньо. Я раньше никогда не горел желанием есть холопеньо, пока она не вошла в мою жизнь, но сейчас, я ел их практически со всем.
— Это все стоит двадцать девять долларов и восемь центов, — говорит он, доставая счет из коробки и протягивая мне. Мы производим обмен: ему деньги, мне — пиццу.
— Сдачу оставь.
Его глаза расширяются при виде стодолларовой купюры. Это единственное выражением, появившееся на его лице.
— Спасибо, мужик. Приятного вечера.
Я улыбаюсь, кивая ему.
— Тебе тоже.
Закрыв дверь, я бросаюсь обратно по лестнице, коробки с горячей пиццей балансируют у меня в руках. К тому времени как я достигаю площадки на четвертом этаже, ладони уже потеют. Их прожигает сквозь коробки.
Гортанные звуки разносятся по лестничному пролету. Слышно, как мужчины смеются и разговаривают, пока я захожу в комнату.
— Чувак, ты бы видел его лицо после его разговора с отцом. У призрака больше красок на лице, чем было у Дрю тогда, — комментирует Итан. Он отхлебывает из янтарной бутылки в руке. Так как алкоголь стал категорически запрещен в моем доме, я держу бутылки с газировкой в холодильнике на мансарде позади бара.
— Ты преувеличиваешь, — возражаю я, бросая коробки посреди стола.
— Я очень сомневаюсь, — отвечает Гэвин, открывая одну из коробок и доставая кусочек пиццы.
Я оглядываю комнату. Джареда не было.
— А куда подевался Джаред?
Итан показывает в сторону балкона.
Когда я появился здесь, я превратил чердак в одну большую комнату для мальчиков. Изготовленный на заказ из алюминия стол для бильярда стоит в углу, еще и подсвеченный, несмотря на освещение комнаты. Угловой столик, подпертый барными стульями, возвышается над биллиардным столом и размещается в углу. Французские двери, такие же как те, что ведут в спальню, открывают вид на балкон, выходящий на залив. На противоположной стене комнаты висит семидесяти двухдюймовый телевизор, окруженный выложенными кожей секциями. Идеальное место для видеоигр или просмотра футбольных матчей.
Джаред облокачивается на перила балкона. Я ожидаю увидеть телефон в его руке, потому что он был в ней, когда я начал стремительный спуск по лестнице, но, к моему великому удивлению, телефона уже нет. Я прохожу к двери, чтобы мой голос был слышен на балконе.
— Джаред, заходи внутрь. Пицца прибыла.
Он оглянулся через плечо, но не выпрямился.
— Я присоединюсь к вам через секунду.
Я выхожу в дверь, прихватив с собой тепло летнего вечера. Тяжелые облака плывут по небу, создавая тени луне. Вода внизу вздувается от прилива, раздавая грохот разбивающихся о берег волн как будто в ответ на притяжение небесного светила, что пытается восстановить контроль на небе. В воздухе чувствуется запах дождя, что еще упадет, оставляя нашу кожу влажной.
— Мы очень нуждаемся в дожде, — говорю я.
Джаред мямлит.
— Да.
В глубине души я всегда знал, что Джаред неплохой парень. Я раздраженно на него реагировал, потому что он имел возможность общаться с моей девушкой, тогда как я не мог присутствовать в ее жизни. Не было возможности так легко признать его другом, когда я так завидовал ему.
Мы стоим в тишине, глядя на воду. Через некоторое время я выпрямляюсь.
— Пицца остывает.
Джаред кивает в ответ, не говоря ни слова. Я хлопаю его по спине и возвращаюсь в комнату.
— Там все нормально? — спрашивает Гэвин полным ртом пиццы.
— Да, — я двигаю к себе мою коробку с пиццей и открываю. Запах расплавленного сыра и начинки наполняет мой рот слюной. Я беру кусочек из коробки и вонзаю зубы в эту смесь.
— Итак, сегодня ты разговаривал с отцом. Почему не сказал мне? — Гэвин потягивается к моей коробке, доставая кусок.
— Эй, не смей есть халапеньо, — восклицаю я.
Гэвин закатывает глаза, вгрызаясь зубами в кусок.
— Отец. Тебе. Звонил. Что случилось? — он выталкивает слова через набитый пиццей рот.
Я пожимаю плечами.
— Все свое обычное дерьмо. Отец звонил. Навесил мне оплеух. От злости я раздолбал рабочий телефон. Конец.
— Все настолько плохо?
— Ужасно.
— Вы, ребята, говорите о своем отце, как будто он форменный злодей, — замечает Джаред, вернувшийся в комнату. Он садится к нам за стол и тянется к моей коробке с пиццей, чтобы достать себе кусок. Со злости я таращу глаза. Я заказывал себе специальную пиццу. В следующий раз закажу побольше.