Осторожно выбравшись с кровати, прихватив одеяло для того, чтобы накинуть на плечи, и поджимая пальцы на ногах от холода, добралась до окна под потолком. Крупные капли дождя было видно даже через толстый слой пыли и грязи, - судя по всему, снаружи никто не заботился о внешнем виде исследовательского центра. Бабочка дернулась от моих движений и заметалась над головой, а потом забилась в стекло, будто пытаясь вырваться наружу. Глюк это был или нет, но он прекрасно визуализировал мои чувства. Может быть, я на самом деле его придумала, чтобы сохранять какое-нибудь спокойствие. Это как с придуманным другом в детстве: никто его не видит и, возможно, даже ты, но он имеет определенную власть над эмоциями и воздействует на психику незаметно, позволяя выплеснуть негативные эмоции наружу. Перевести их в нечто эфемерное и не задеть близких людей.
Иметь выдуманного друга невыгодно, знаешь ли. Никакой тебе моральной поддержки и материальной помощи. Мыльный пузырь…
Голова слегка закружилась, я оступилась и пошатнулась, прижавшись плечом к стене и прикрыв глаза. Приглушенный и довольно слабый голос, который я слышала вчера, снова прозвучал. Думала, что все это просто воображение после лекарств, ан нет. Он есть, вот он, в собственной голове. С моим голосом. Только интонации не те, будто говорит совсем другой человек, - и при этом раздражение и злость ощущаются кожей. По спине даже мурашки побежали. Под черепной коробкой заскребли маленькие липкие лапки, выворачивая нутро наизнанку, проверяя каждую секунду прожитой жизни, сверяя информацию и отсеивая ненужное в данный момент.
Естественно. Это ведь не я занимаю чужое тело и порчу его. Поимела бы хоть совесть. Жри больше, ребра наружу выпирают, как моя совесть.
- Мне не дали еды, - пробормотала, потерев лоб и пытаясь сконцентрироваться. Я точно сошла с ума. Разговариваю сама с собой. Точнее с тем, кто засел в голове. Впрочем, это и есть я. Кажется, это называют расстройством личности? Не знаю, читала ли какие-либо книги по психологии, да и вообще любила ли литературу, но похоже, что да – любила. Откуда тогда уйма слов, которые забили пустую тыкву, едва открыла глаза, вытеснив при этом имя. Оттуда же и определенные нюансы содержания в больницах, похоже. Только вот те кратковременные видения не вырезки из повестей и романов, только не они. Слишком реальны – и вместе с тем сюрреалистичны. По крайнее мере, коридор с фиолетовыми полотнами и шахматная расцветка пола, от которой рябит в глазах.
Тоже не нравится? Я просто в шоке от подобной безвкусицы…
Громкий скрип ключа заставил замолкнуть нас обеих, а когда дверь отворилась, и внутрь зашла Беннет в окружении нескольких санитаров, мысли о сумасшествии отошли на второй план. Какой там страх перед собственными тараканами в голове, когда сейчас меня ожидает нечто такое, о чем без содрогания не вспомнишь. Даже по лицу Беннет понятно: губы искривлены в довольной ухмылке, глаза предвкушающе прищурены, а весь спектр эмоций в глазах напоминает бушующий океан. Холодный, обманчиво прозрачный и скрывающий дно на много миль ниже. Я даже не успела ничего сообразить, как оказалась на злосчастной каталке, удерживаемая двумя санитарами за плечи, чтобы не свалиться вниз, а одеяло сиротливо свернулось возле стены. Доктор едва не подпрыгивала от нетерпения, достав из кармана уже знакомый фонарик и посветив в глаза.
- Сосуд лопнул. Не спала ночью? Очень зря, потому что потребуется много энергии, - заключила Беннет деловито, засунув свою игрушку в карман и махнув санитарам, которые мгновенно и беспрекословно толкнули каталку к выходу. Подпрыгивая на неровностях, она задребезжала и перекрыла мое собственное рычание, сорвавшееся с губ. Локти больно ударялись о жесткую поверхность, и это оказалось достаточно болезненным для той, которая представляла из себя груду костей, обтянутых кожей. Определенно силы были не равны, не стоило и пытаться отпихнуть от себя мужчин, напоминавших высеченные из камня скульптуры каких-то божков – такие же большие, тяжелые и не вмещающиеся толком в медицинскую униформу. Кажется, еще немного, и рубашки треснут по швам от такого количества мускулов. Мои жалкие трепыхания ни к чему не привели, только раззадорили Беннет: судя по всему, она предполагала, что на борьбу не будет возможности у такой, как я. Перед глазами проносился узнаваемый коридор, только на этот раз пациентов не было. Они завтракали, наслаждаясь какими-никакими, но кашей или бульоном с плавающей в нем картошкой, а у меня свело желудок, стоило только представить все это. Слабость только усилилась, и сопротивление было задушено еще в зародыше, оставив меня ерзать на каталке и пытаться принять более-менее нормальную позу, чтобы не биться лопатками и не вывихнуть плечи от хватки санитаров. Я сейчас настолько тощая, что любое лишнее телодвижение приведет к гипсу. В лучшем случае – отдельных частей тела.