Голова напоминала воздушный шарик, наполненный бесполезным воздухом, - такая же пустая и теряющая связь с внешним миром, с реальностью. Какие-то отголоски непонятных мыслей про горящие фиолетовые полотна и шахматный пол, мелькающие некоторое время назад, сейчас еще больше казались несвязным бредом, побочным действием каких-либо лекарств, галлюцинацией напряженного мозга. Оглянувшись на кушетку, - стандартную, с выдавленным силуэтом в середине, - словно увидела себя со стороны, худую, напоминающую скелета, если уже не хладный труп. С искромсанными волосами. Взгляд пробежался по тонким пальцам, сжимающим капельницу, и челюсть напряглась, сдерживая рвотный позыв. Желудок сжался, приготовившись исторгнуть из себя хоть что-то – но там даже желчи не осталось, наверное, потому что за время, проведенное в этом помещении, я не пила даже воды. Кажется. Вряд ли кто-то кормил с ложечки или возился с жидкой пищей для лежачего пациента, почти не подающего признаков жизни. Судя по бурному обсуждению, они вообще сомневались, что я выживу, - да и относились больше как к увлекательному эксперименту, принесшему неожиданные результаты. Вместо страха и злости появилась апатия, и даже слова про то, каким образом пришлось вправлять тазобедренные кости, уже не цепляли. Я очнулась в неизвестном месте, не имея ни малейшего понятия, кем являюсь и как здесь очутилась, но все, что имеет значение – желание поспать. Возможно, меня обкалывали препаратами, вводящими в наркоз, или же это была просто усталость после сложной для организма операции, но я чувствовала готовность улечься обратно на кушетку и подремать хотя бы полтора-два часа.
- Отлично, - раздался над головой воодушевленный голос Беннет, схватившейся за спинку коляски и толкнувшей ее вперед, к двери. От неожиданности я едва не выронила резервуар с кислородом и принялась цепляться за воздух – санитар подхватил капельницу и уверенным шагом направился следом. Доктор остался разбираться с документами, и я быстро о нем забыла, погрузившись из тихого и пропахшего медикаментами мира в другой, большой, молчаливый и довольно странный.
Просторный коридор находился в полутьме, изредка освещаемый барахлящими светильниками; от этого несколько скрюченных фигур, как в моих образах, казались еще более зловещими. Некоторые мигающие лампочки висели на проводах, и, как только коляска оказывалась в опасной близости, возникало чувство, словно сейчас стекло свалится на голову. Кафель с идентичной шахматной расцветкой расплывался перед глазами, сливаясь в один бесконечный узор, - фиолетовые полотна заменялись обшарпанными стенами, выкрашенными в светло-желтый цвет, не имеющего ничего общего с теми теплыми оттенками. Узкие двери были наглухо закрыты, из-за них не раздавалось ни звука, и за несколько минут, пока резина на колесах скрипела по полу, еще кого-либо из медицинского персонала я не увидела. Беннет отодвинула внешнее заграждение большого лифта, расположенного в самом конце коридора, и дождалась, пока створки распахнутся, а затем протолкнула кресло внутрь, забрав у санитара капельницу и мило улыбнувшись.
- Дальше сама справлюсь, спасибо, - проговорила девушка и нажала кнопку закрытия дверей, даже не дав мужчине и слова вставить. Створки сомкнулись, в отражении я увидела свое бледное лицо с выпирающими скулами. Даже несмотря на то, что комплекция была хрупкая, это выглядело жутко. Раскосые глаза казались, как бы ни было смешно, двумя бездонными дырами из-за расширившихся зрачков и радужки невнятного серого цвета. Губы опухли, но хотя бы кровоточить перестали, а вот от вида волос в глазах защипало. Тело услужливо подкинуло ощущения того, как собственные пальцы брались за расческу и приводили пряди в порядок, а иногда этим занимался кто-то другой.
- Они такие густые и блестящие…
Легкий запах зеленого яблока ударил в нос, и на плечи легли легкие ладони, увешанные многочисленными браслетами. Подобные пружинкам, светлые, почти белые волосы, принялись забиваться в нос, мешая нормально смотреть в зеркало…