— Я была просто ошеломлена, — сказала мисс Прентайс. — Когда Тэйлор объявил о ее приходе, я просто не поверила своим ушам. И я глубоко разочарована в докторе Темплетте.
— Разочарована! Да я никогда не встречала такого наглого бесстыдства! Он не будет лечить мой прострел! Я вам это обещаю.
— Я действительно подумала, что ему лучше знать, — продолжала мисс Прентайс. — Нам же известно, кто он такой. Он должен был вести себя как джентльмен. Я всегда полагала, что медицина была его призванием. В конце концов, Темплетты жили в Чиппингвуде с тех пор…
— С тех пор, как Джернигэмы жили в Пен-Куко, — закончила за нее мисс Кампанула. — Но тебе, конечно, это не было известно.
Это был скрытый удар. Он напомнил мисс Прентайс, что она была здесь новым человеком и, строго говоря, не имела отношения к Джернигэмам из Пен-Куко.
Мисс Кампанула продолжала:
— Полагаю, в твоем положении тебе ничего другого не оставалось, кроме как принять ее. Но я была поражена, как ты ухватилась за ее пьесу.
— Я не ухватилась, Идрис, — сказала мисс Прентайс. — Надеюсь, я повела себя достойно. Было очевидно, что все, кроме нас с тобой, приветствовали ее пьесу.
— Что ж, это чудесная веселая пьеса, — вставила Дина.
— Так нам сегодня много раз повторяли, — сказала мисс Кампанула.
— Все было бесполезно, — продолжала мисс Прентайс. — Что я могла поделать? Один человек не может бороться против всеобщего явного упорства. Конечно в такой ситуации она одержала победу.
— Сейчас она ушла и увела за собой всех мужчин из этой комнаты, — заметила мисс Кампанула. — Ха!
— Что ж, — добавила мисс Прентайс, — полагаю, это обычное дело для людей такого сорта. Ты слышала, как она говорила о том, что мы к ней не заходим?!
— Я едва удержалась, чтобы не сказать ей, что, по-моему, она принимает только мужчин.
— Но, мисс Кампанула, — опять заговорила Дина, — мы же не знаем, есть ли между ними что-то большее, чем дружба, не так ли? И даже если это так, то нас это не касается.
— Дина, дорогая! — воскликнула мисс Прентайс.
— Как дочь священника, Дина… — начала мисс Кампанула.
— Как дочь священника, — перебила ее Дина, — я с детства знаю, что милосердие является одной из добродетелей. И вообще, когда вы говорите о семье человека, лучше не называть его священником. Иногда это звучит довольно скандально.
Наступила тишина. Наконец мисс Кампанула поднялась со стула.
— Думаю, Элеонора, моя машина уже ждет меня, — сказала она. — Поэтому мне следует попрощаться. Боюсь, что мы с тобой недостаточно умны, чтобы оценить современный юмор. Спокойной ночи.
— Вы не подождете, пока мы вас отвезем? — спросила Дина.
— Спасибо, Дина, нет. Я приказала моему шоферу быть здесь в шесть, а сейчас уже половина седьмого. Спокойной ночи.
Глава 5
На холмах за Клаудифолдом
1
Утро следующего дня было прекрасным. Генри проснулся и посмотрел в окно. На ясном холодном небе еще виднелись бледнеющие звезды. Примерно через час уже начнет светать. Генри, полный прекрасных предчувствий, сел на постели, закутавшись в одеяло и обхватив руками колени. Наступало раннее зимнее утро с легким морозцем. Природа замерла в ожидании восхода, ждала, когда тонкие, слабые лучи солнца осветят окрестности. Внизу, в конюшнях, скоро начнется движение, загремят ведра, послышится чей-то пронзительный свист и топанье сапог о булыжник. Гончие собаки уже ждут в Мортон-парке, и вскоре конюх Джоуслина отведет туда двух верховых лошадей. Сам же Джоуслин приедет позднее на машине. В какой-то момент Генри даже пожалел о своем решении навсегда отказаться от участия в охоте. Раньше он очень любил все, что связано с охотой: звуки, запахи; ему нравилось само зрелище. Это казалось просто великолепным, пока однажды, абсолютно неожиданно для себя, он не почувствовал, что смотрит на все совершенно другими глазами. Он вдруг увидел толпу краснолицых, откормленных, богато одетых людей, с гиканьем гоняющихся верхом на лоснящихся лошадях за одним несчастным маленьким зверьком, который потом будет разорван на куски, а удачливые охотники будут взирать на это с довольным видом. Генри долго не мог избавиться от воспоминаний об этой отвратительной сцене, от мыслей, от которых его начинало тошнить, и он отказался от участия в подобных мероприятиях. Джоуслин огорчился и начал обвинять Генри в пацифизме. Однако Генри вовсе не считал себя пацифистом и уверил своего отца, что если Англию захватит враг, он будет отчаянно бороться, чтобы ни один иностранный наемник не изнасиловал кузину Элеонору. Он невольно хихикнул, вспомнив, какое при этом было у Джоуслина лицо. Затем Генри еще раз обдумал то, что скажет сегодня Дине. При мысли о ней его сердце начинало биться точно так же, как когда-то в детстве, когда ему предстояло перелезть через первый в жизни забор. «Словно я опять на охоте», — подумал вдруг Генри, и это довольно грубое сравнение привело его в состояние необычайного волнения. Он выпрыгнул из постели, принял душ, побрился и оделся при свете лампы, затем тихо прокрался вниз и вышел навстречу наступающему дню.