— Что вы хотите сказать?
— Не имеет значения. Она вышла из церкви в три, пробыла всего пять минут на Топ-Лейн с остальными и, однако, пришла в Пен Куко только после четырех. Что она делала в это время? Генри пошёл на холм. Мисс Коупленд вернулась назад тем же путём, каким мы пришли сюда, мисс Прентайс пошла дальше по дороге в Пен Куко. Как будто три частицы летели с разных сторон, столкнулись и разлетелись в разные стороны.
— Этому можно найти сотню объяснений.
— Тому, как они встретились и разошлись? Да, осмелюсь сказать, что это правильно, но не так уж много объяснений можно найти тому, почему они начинают волноваться, когда речь заходит об этой встрече. Если предположить, что мисс Прентайс застала молодых людей в тот момент, когда они целовались, господин Генри может чувствовать себя неловко при воспоминании об этом, но что заставляет мисс Прентайс бледнеть и дрожать?
— Кажется, она — старая дева. Может, это шокировало её?
— Возможно.
Аллен внимательно изучал мокрую дорогу.
— Вчера ночью дождь лил как из ведра. Должно быть, этот большой сук обломился совсем недавно. Генри сказал, что их телефон молчал в пятницу вечером. Он сказал, что это из-за упавшей ветки на Топ-Лейн. Вот провода, и ясно как Божий день, что этот сук и есть та самая ветка. Постойте-ка, кажется, нам немного повезло.
Они передвинули сук с ещё не засохшими листьями.
— Да. Смотрите, Басгейт. Вот здесь они стояли. Насколько более выразительными могут быть следы ног по сравнению с отпечатками пальцев рук. Смотрите, вот это — следы Дины Коупленд, если все было именно так, как мы считаем. Они ведут из-за поворота до самой насыпи. Почва была мягкой, но не очень влажной. Спускаясь вниз по холму, мы встречаем следы Дины, когда она сходит с влажной дороги под защиту насыпи и деревьев. В следы налилась вода, но они видны достаточно хорошо. А здесь, куда потом упала ветка. Дина встретилась с Генри.
— И как встретилась! — воскликнул Найджел, глядя на глубокие, перекрывавшие друг друга следы.
— Продолжительная встреча. Да, пожалуй, это было любовное свидание. Кажется, она милая девушка. Надеюсь, что господин Генри…
Он резко замолчал.
— Итак, вот что мы имеем! Но не будем заходить слишком далеко. Похоже, Элеонора Прентайс вышла из-за угла, прошла не больше трех шагов и резко остановилась. Вот её следы, расположенные совсем рядом один от другого. Она стояла некоторое время на этом месте, глядя на парочку, а затем… Что же произошло? Обычный разговор? Нет, я так не думаю. Мне надо попытаться вытянуть это из молодых людей. Мисс Прентайс мне ничего не скажет. Да, это следы её ботинок, без сомнения. С острыми носами и низкими каблуками. Обувь церковной курицы. Они были на ней сегодня утром.
Аллен сел на корточки около следов “церковной курицы”, вытянул указательный палец и дотронулся до сырой земли. Затем он взглянул на Найджела.
— Что ж, это доказывает одну вещь, — сказал он.
— Какую?
— Если это отпечатки Элеоноры Прентайс, а я думаю, что это так, то это не она пыталась заглянуть в окно ратуши. Подождите здесь, Басгейт, хорошо? Я схожу к машине за вещами. У нас будет образец этих отпечатков.
В половине первого Аллен и Найджел прибыли в Ред Хауз. Пожилая горничная сказала им, что господин Фокс ещё здесь, и провела их в викторианскую гостиную, которая языком латунных безделушек и модернистских шёлковых японских панелей безрадостно рассказывала о службе генерала Кампанула на Востоке. Это была уродливая комната, битком набитая мебелью и неприветливая. Фокс сидел за письменным столом у окна, и перед ним лежало несколько аккуратных стопок бумаги. Он встал и посмотрел на гостей безмятежным взглядом поверх очков.
— Привет, Фокс, — сказал Аллен. — Как поживаете?
— Довольно спокойно. Спасибо, сэр. Доброе утро, Басгейт.
— Доброе утро, инспектор.
— Что у вас здесь? — спросил Аллен.
— Письма, сэр, но ни в одном нет ничего полезного.
— Так, а что это за зловещий листок писчей бумаги? Отвечайте, старый черт! Это завещание, так?
— Ну что ж, да, это оно, — сказал Фокс. Он протянул листок Аллену и спокойно ждал, пока тот прочтёт.
— Она была богатой женщиной, — сказал наконец Аллен.
— Насколько богатой? — спросил Найджел. — И что она сделала со своим богатством?
— Ничего, о чем стоило бы печатать в газетах.
— Ну хорошо, хорошо.
— Она оставила пятьдесят тысяч. Тридцать из них отходят преподобному Уолтеру Коупленду в знак признания его деятельности в качестве приходского священника и глубокой благодарности за духовное руководство и неизменную мудрость. Вы только послушайте! Он должен использовать эти деньги по своему усмотрению, но она надеется, что он не отдаст все другим людям. Пятнадцать тысяч её дорогой подруге Элеоноре Джернигэм Прентайс; четыре тысячи Эрику Кампанула, сыну Уильяма Кампанула и троюродному брату завещательницы. Судя по последним сведениям, он живёт в Найроби, Кения. Условие: указанные четыре тысячи будут переданы адвокатам мисс Кампанула, господам Вотерворсу, Вотерворсу и Биггсу, и наследник получит свою долю через них. Завещательница добавляет, что надеется, что тот не потратит указанную сумму на алкогольные напитки или женщин, а будет думать о ней и изменит своё поведение. Одна тысяча должна быть поделена между её слугами. Датировано двадцать первым мая 1938 года.
— Там было вложено примечание, датированное двадцать первым мая этого года, — сказал Фокс. — Вот оно, сэр.
Аллен прочёл вслух и удивлённо поднял брови:
"Всем, кого это может касаться. Это моя последняя воля, и нет необходимости кому бы то ни было совать нос в другие бумаги в поисках ещё одного завещания. Я хотела бы сказать, что намерения, выраженные ранее относительно основного наследника, являются моими намерениями и в данный момент. Если бы я могла добавить что-либо к его характеристике, чтобы она стала более выразительной, я бы сделала это. Были разочарования в друзьях, подводивших меня, ноя — одинокая женщина и не вижу причин что-то менять в моем завещании.
— Похоже, она была очень откровенной женщиной, не так ли? — заметил Фокс.
— Да. Некрасивая шпилька в глаза её дорогой подруги Элеоноры Прентайс, — сказал Аллен.
— Теперь скажите, — энергично начал Найджел, — считаете ли вы, что кто-то из этих двоих убил её? Вы всегда говорили, Аллен, что деньги являются главным мотивом.
— В данном случае я этого не говорю, — возразил Аллен. — Это возможно, но я так не думаю. Итак, Фокс, вот такие у нас дела. Мы должны связаться с Вотерворсами и Биггсом до того, как они прочтут об этом в газетах.
— Я уже позвонил им, сэр. Горничная знает адрес старшего Вотерворса.
— Отлично, Фокс. Что-нибудь ещё?
— Есть ещё шофёр Гибсон. Я думаю, вам было бы интересно поговорить с ним.
— Очень хорошо. Пригласите Гибсона. Фокс вышел и вернулся с шофёром мисс Кампанула. На нем были темно-фиолетовые бриджи и блестящие гетры, и казалось, он только что наспех запихнул себя в эту униформу.
— Это Гибсон, сэр, — сказал Фокс. — Я думаю, господин Гибсон, что старший инспектор хотел бы узнать о том маленьком инциденте в пятницу после полудня.
— Доброе утро, — сказал Аллен Гибсону. — О каком инциденте идёт речь?
— Это касается визита убитой в церковь в половине третьего, сэр, — объяснил Фокс. — Похоже, она заходила в ратушу по пути туда.
— Это правда? — спросил Аллен.
— Не то чтобы заходила, сэр, — ответил Гибсон. — Да и рассказывать-то особо нечего, так как она так туда и не попала.
— И все-таки, расскажите все, что было.
— Видите ли, сэр, она регулярно ходила на исповедь. Примерно каждые три недели. Итак, в пятницу она заказала машину, и мы поехали, прибыв на место немного раньше. Она сказала: “Подвези меня к ратуше”, — и я это сделал. Она вышла из машины и пошла к парадному входу. Все утро она была в хорошем настроении. Она с удовольствием ехала в церковь и все такое, но вскоре я увидел, как она барабанит в дверь, и я понял, что она на пороге очередной вспышки. Как я уже объяснил господину Фоксу, сэр, она была подвержена вспышкам гнева.