— Вы заходили в ратушу в пятницу?
— Да, — сказала Дина. — Я ходила туда во время обеда посмотреть, как идёт подготовка зала. Я ушла раньше, чем они закончили, и вернулась сюда.
— А затем вы пошли по Топ-Лейн к Пен Куко?
— Да, — удивлённо произнесла Дина, и в её глазах возникло такое же насторожённое выражение, какое Аллен уже видел у Генри.
— Когда примерно в два часа вы уходили из ратуши, там был Джорджи Биггинс?
— И делал жизнь невыносимой с помощью своего ужасного водяного пистолета. Ты знаешь, папа, это очень непослушный ребёнок. В нем сидит дьявол. Тебе следует попробовать изгнать его.
— А потом вы ничего не слышали про Джорджи? — осторожно поинтересовался Аллен. — От Роупера, например.
— А что я должна была услышать? Аллен рассказал им.
— Я хочу, — добавил он, — чтобы о его вовлеченности в эту историю было известно как можно меньше. Думаю, нет нужды сомневаться в том, что Джорджи со своей “Игрушкой для бездельников” и водяным пистолетом не мог отлить пулю, которую убийца использовал для выстрела. Нельзя возлагать на плечи маленького мальчика такую ответственность, каким бы плохим он ни был. Боюсь, что это все равно рано или поздно станет всем известно, но мы должны сделать все возможное, чтобы по деревне не пошли слухи.
— Конечно, — сказал ректор. — В то же время, он понимал, что совершает нечто нехорошее. Ужасные последствия…
— Они несоизмеримо ужасны, вам не кажется?
— Да, это так. Я согласна с вами, — сказала Дина. Аллен, видя по глазам ректора, что он готов прочитать целую проповедь, поспешил перейти к следующему пункту.
— Вы видите, — продолжал он, — что замена водяного пистолета на кольт должна была произойти после двух часов в пятницу, так как в это время Джорджи ещё размахивал своей игрушкой. Потом он задержался в ратуше и оснастил своим пистолетом рояль. Он подтвердил это. Шофёр мисс Кампанула по её просьбе посмотрел в открытое окно в два тридцать и увидел рояль с поднятой крышкой. Его рассказ наводит нас на мысль, что в это время кто-то прятался в здании. Джорджи с большой неохотой рассказал мне все это, и признаюсь, его воспоминания о мисс Кампанула, ломившейся в дверь и требовавшей впустить её, похожи на ночной кошмар. Хотя я не претендую на то, что хорошо понимаю детскую психологию.
— Закон, — произнесла Дина, — в лице его представителей оказывается на удивление милосердным. Аллен не обратил внимания на её слова.
— Итак, все, что нам известно, позволяет считать время два часа тридцать минут в пятницу точкой отсчёта. Вы, мисс Коупленд, пошли вверх по Топ-Лейн и случайно столкнулись с господином Генри Джернигэмом.
— Что? — воскликнул ректор. — Дина!
— Все нормально, — сказала Дина высоким голосом. — Это было случайно, папа. Я действительно встретила Генри, и мы действительно вели себя так, как ты мог бы предполагать. Но срок нашего отчуждения тогда почти закончился. Это я виновата. Я не смогла устоять.
— Мне кажется, через некоторое время туда пришла мисс Прентайс, — сказал Аллен.
— Она вам об этом рассказала?
— Мне рассказал господин Генри Джернигэм, и мисс Прентайс подтвердила это. Мисс Коупленд, вы не расскажете мне, что произошло во время этого тройного столкновения?
— Раз они вам не рассказали, — ответила Дина, — я тоже ничего не скажу.
Глава 17
ИСПОВЕДЬ СВЯЩЕННИКА
— Вы не расскажете? — мягко спросил Аллен. — Жаль. Тогда нам придётся…
— Что придётся?
— Идти окольным путём. Выспрашивать у слуг, какие отношения были между мисс Прентайс и её молодым родственником. Внимательно прислушиваться к деревенским слухам… Все такое.
— Я думала, — вспыхнула Дина, — что в наше время работа отдела криминальной полиции считается по большей части благородным делом.
— О нет! — ответил Аллен. — Вы очень заблуждаетесь.
Её лицо стало пунцовым.
— Это было недостойное замечание с моей стороны, — сказала Дина.
— Это было непростительно, дорогая, — заметил её отец. — Мне стыдно за тебя, я не знал, что ты можешь быть способна на такое.
— Я не нахожу в этом никакого оскорбления, — весело произнёс Аллен. — Это подмечено очень точно.
Но лицо господина Коупленда было розовым от смущения, а Дина все ещё переживала, что допустила бестактность. Ректор стал обращаться к ней так, словно она ребёнок в церкви. Его голос сделался несколько елейным, а в движениях его головы Аллен распознал манеры проповедника, стоящего на кафедре. Он говорил:
— Дина, ты нарушила торжественное обещание, и к этой своей вине ты добавляешь намеренное уклонение, невоспитанность и неоправданную дерзость. Мне придётся кое-что объяснить господину Аллену. Он повернулся к Аллену:
— Моя дочь и Генри Джернигэм, — произнёс он, — питают друг к другу привязанность, которой ни его отец, ни я не одобряем. Дина сказала, что они поклялись не встречаться наедине в течение трех недель. Пятница была последним днём из этих трех недель. Мисс Прентайс в этом вопросе была на нашей стороне. Если она встретила их в тот момент, когда, как призналась Дина, они полностью забылись и игнорировали своё обещание, я уверен, что она была крайне разочарована и подавлена.
— Ничего подобного! — воскликнула Дина, немного оправившись от смущения. — Она ничуть не была разочарована или подавлена. Она была мертвенно-бледной от злости.
— Дина!
— О, папа, почему ты закрываешь глаза? Ты должен знать, что она собой представляет. Кому и знать, как не тебе!
— Дина, я должен настоять…
— Нет! — закричала Дина. — Нет! Сначала ты говорил, что я что-то делаю тайно от тебя, затем, когда я полностью откровенна и ничего не скрываю, тебе это тоже не нравится. Мне в какой-то мере жаль, что мы с Генри не выдержали всего срока, но мы почти выдержали, и мне и в голову не приходит считать, что в пятницу после полудня произошло нечто ужасное. Я не позволю, чтобы о нас с Генри пошли грязные слухи. Я прошу прощения, что была груба с господином Алленом и я.., что ж, это абсолютно очевидно, что я была не только груба, но и сказала глупость. Я хочу сказать, это очевидно потому, как он это воспринял.., я хочу сказать.., о, черт! Ой, папа, прости меня.
Аллен с трудом сдержал смех.
— Дина! Дина! — повторял ректор.
— Да, что ж, мне действительно жаль. И теперь господин Аллен будет думать невесть что об этой встрече в пятницу. Я могу также сказать вам, господин Аллен, что, по нашему с Генри мнению, мисс Прентайс немного не в своём уме. Это хорошо известное явление у старых дев. Она пыталась подавить своё естество и.., и.., пыталась сделать это с помощью религии. Тут ничего не попишешь, папа, но это так. Но она потерпела неудачу. Она становится все более и более мрачной, и когда видит двух нормальных, здоровых людей, любящих друг друга, то приходит в ярость.
— Это я потерпел неудачу, — сказал ректор, с отчаянием глядя на свою дочь.
— Нет. Ты — нет. Просто ты не понимаешь этих двух женщин. Ты — ангел, но далёкий от современности ангел.
— Мне было бы интересно узнать, — заметил Аллен, — как ангел может долететь до наших дней. Специальные крылья у него, что ли?
Дина улыбнулась.
— Что ж, вы знаете, что я имею в виду, — сказала она. — И я права в отношении этих двух леди. Если бы вы слышали мисс Прентайс! Это было просто-напросто стыдно и противно. Она вся дрожала и как будто задыхалась. И говорила нам самые ужасные вещи. Она грозилась рассказать одновременно тебе, папа, и эсквайру. Она предположила… О, это было невероятно. Что ещё хуже, она брызжет слюной, когда говорит.
— Дина, дорогая!
— Ну, папа, это правда. Я обратила внимание на лиф её дурацкого платья, и это было отвратительно. Она либо брызжет слюной и плюётся, либо проливает чай на платье. Честно! И, в любом случае, она была полна яда — я имею в виду то, что она говорила.
— Кто-нибудь из вас пытался остановить её? — спросил Аллен.
— Да, — сказала Дина.
Она резко побледнела и быстро добавила:
— В конце концов она проковыляла мимо нас и пошла вверх по дороге.
— Что сделали вы?
— Я пошла домой.
— А господин Джернигэм?