Выбрать главу

— Да, мой муж много читает. Когда мы поженились, он хотел стать журналистом. Когда-то он даже написал книгу.

— Что вы говорите!

— Да, это был роман.

— А вы этот роман читали?

— Нет. Вилли всегда его от меня прятал.

— Значит, он так и не был издан?

— Мне об этом неизвестно…

— А чем ваш муж занимается теперь?

— Что вам ответить? Много лет назад я как-то сказала, что Вилли охотится за счастьем.

— Сказано очень образно. Я запишу. «Мой муж охотится за счастьем»…

— Да, это так…

— У вас есть семейный альбом?

— Что?

— Альбом фотографий…

— Есть, но довольно жалкий.

— Вы разрешите взглянуть? Там есть фотография Рутли? Рутли-младенец, Рутли в детском саду, Рутли…

— Несколько фотографий Рутли там должны быть. Вот, пожалуйста. Наше свадебное фото…

— Вы не могли бы дать мне этот альбом на два-три дня?

— А что вы собираетесь с ним делать?

— Я хотел бы написать увлекательный очерк о семье Кауц.

— Ничего увлекательного вы в нашей жизни не найдете.

— Я хотел сказать, что напишу увлекательно.

Лауренца Зайлер спросил:

— Ты все снял, что надо?

— Разумеется, — ответил Лауренц.

— И кровать тоже, и мишек?

— Конечно!

— Ваша дочурка, — обратился Зайлер к госпоже Кауц, — все еще спит со своими игрушечными зверушками, с мишками?

— Да, дети с трудом от этого отвыкают. Бывает, что Рутли ведет себя так, будто ей уже восемнадцать или двадцать лет, а потом вдруг опять совсем ребенок.

— У вас есть какая-нибудь идея, где Рут может находиться сейчас?

— Нет. Позавчера после обеда Рутли взяла свои купальные принадлежности. Сказала, что идет купаться. И больше не вернулась.

— Рутли не сказала вам, куда она идет купаться?

— Ах, нет… в тот день она как раз поругалась с отцом…

— Поругалась? А почему?

— Да все потому же.

— А именно?

— Потому что отец ничего не может дать нашим детям. «У меня теперь есть один приятель, — сказала Рут, — он из богатой семьи. Когда мне исполнится восемнадцать, я выйду за него замуж». — «Можешь выматываться хоть сейчас, если тебе здесь не нравится», — сказал Вилли. «У моего друга есть даже моторная лодка», — сказала Рутли. «Катись ты к черту», — сказал…

— Не надо плакать, госпожа Кауц. Рутли вернется.

— По правде говоря, Рутли не на что жаловаться. Совсем наоборот. Вилли ее избаловал. И ведь она поступила в гимназию.

— Может быть, приятель Рутли — это ее сверстник, который тоже учится в гимназии?

— Не знаю. Рутли не называла его фамилии и ничего о нем не рассказывала. Мы не знаем, куда и с кем она пошла позавчера. Вообще мы ничего не знаем. Но вот идет Вилли…

— В чем дело? — спросил Вилли Кауц.

— Моя фамилия Зайлер, а это мой коллега Лауренц, фотограф, мы из редакции «Миттагблатта»…

— И какого черта вам здесь надо?

— Сегодня на пресс-конференции в полиции…

— Понятно, понятно. Сколько дает «Миттагблатт»?

— Что ты такое говоришь? — испугалась госпожа Кауц.

— Я уже веду переговоры с «Экспрессом», — сказал Вилли Кауц.

— Мы договоримся, — поспешил вставить Зайлер.

— Честно говоря… «Миттагблатт» мне больше по душе.

— Мы возьмемся за это только при условии: исключительное право на весь материал принадлежит нам.

— Само собой разумеется, — согласился Кауц, — я тоже не один день проработал в газете. Так сколько?

— Мы ведь еще не знаем, что получится, — сказал Зайлер.

— А что вы намерены делать с альбомом, который у вас в руках?

— Давайте потолкуем, — откликнулся Зайлер.

— Десять бумаг для начала, а?

— Пять бумаг для начала, — сказал Зайлер, — и, если вы не будете мухлевать, вам еще кое-что перепадет.

— Согласен, — заявил Кауц, — пять сотен на стол, и я буду говорить.

Зайлер отсчитал пять сотенных билетов и положил на стол.

— У тебя найдется бутылка вина? — спросил Кауц у жены.

— Дай денег, я схожу за вином.

— Ну, так что вы хотели бы знать?

Зайлер сказал:

— Все. Историю вашей жизни.

— Она будет стоить двадцать сотен.

— Вы их получите, как только у меня будет ваш рассказ.

— Присядем. Вино сейчас принесут.

Зайлер обернулся к Лауренцу:

— Ты можешь идти. Захвати с собой альбом. Только не спускай глаз с этих бездельников в лаборатории. Должен получиться первоклассный материал.

— Так вот, — начал Вилли Кауц, — это почти трагическая история. Родился и вырос я в Бонадуце. Об этой дыре вы, верно, и не слыхали. Находится она в Граубюндене, между Куром и Тузисом. Мой старик был плотник. Но работы для плотников тогда не хватало, и он пошел в лесорубы. Потом несколько лет работал на лесопильном заводе в Рейхенау. Это недалеко от Бонадуца. Все шло благополучно, пока мне не исполнилось пятнадцать лет. Когда мне исполнилось пятнадцать, к нам домой пришел учитель и сказал: «У Вилли по всем предметам единица. Парень должен учиться дальше». Единица тогда была высшим баллом, пятерка — низшим.