— Рут способная девочка, пожалуй, даже незаурядная, у нее, несомненно, ярко выраженные художественные склонности. Отношения Рут с мальчиками… боже мой, ну что я, как классный наставник, могу об этом сказать? Вы же знаете, мы видим наших учеников во время занятий, в наши обязанности и в нашу практику не входит наблюдать за их личной жизнью.
— А если ученик дает вам повод к этому плохой учебой или недостойным поведением?
— Конечно, бывает, что нам, учителям, в отдельных случаях приходится беспокоиться и о личных делах наших учеников. Тогда мы, как правило, вступаем в контакт с родителями.
— Рут никогда не давала вам повода к этому?
— Нет.
— И она никогда ничем особым вас не поражала?
— Уж если на то пошло, Рут поражала меня в самом положительном смысле слова, то есть «поражала» — это, пожалуй, слишком сильно, я бы, скорее, сказал, что я время от времени радуюсь успехам этой девушки. Она отличается, если можно так выразиться, незаурядным любопытством. Почти во всем.
— Ну, а если я спрошу вас прямо, можете ли вы представить себе, что Рут проявляла такое же незаурядное любопытство в вопросах любви, секса…
— Я думаю, ее любопытство не сдержала бы никакая преграда. Но я солгал бы, сказав вам, что сделал наблюдения подобного рода.
— Таким образом, вы ничего не можете мне сообщить о Рут Кауц?
— Видите ли, психиатрическая клиника Цюрихского университета два года назад провела среди наших учениц опрос с целью выяснения их сексуальной осведомленности. Выяснилось, что семь из десяти школьниц носили с собой противозачаточные средства. Но только четыре из десяти признали, что имели уже однократные или многократные половые сношения.
— Вам, конечно, не известно, как Рут…
— Рут тогда еще не училась в нашей школе, кроме того, анкеты заполнялись на пишущей машинке и подпись была необязательна.
— Так вы считаете мои предположения неосновательными?
— Нереалистичными. Если с Рут что-нибудь и произошло, речь может идти только о несчастном случае.
— Благодарю вас за беседу, господин доктор.
20 августа, 17 часов 15 минут
КАБИНЕТ ЭПШТЕЙНА
— Это Герберт, — сказал Оливер, — мы его прозвали Караяном, это Юрг, это Ганс-Петер, а это я.
— Что будете пить, ребята, кофе или кока-колу?
— Кока-колу, — сказал Оливер.
— Я закажу для вас кока-колу, и секретарша принесет желаемое, — сказал Зайлер.
— У художника Кле, — сказал Герберт, — есть картина, она называется «Ангел приносит желаемое».
— Отец Герберта — художник-график, — пояснил Оливер.
— Он коллекционирует картины, — сказал Герберт.
— Поглядишь на вас, послушаешь, как вы разговариваете, и вполне можно дать вам не шестнадцать лет, а все девятнадцать.
— Я бы себе дал двадцать один, — заявил Оливер.
— Потому что ты очень много читаешь, — сказал Ганс-Петер.
— А что ты читаешь? — спросил Зайлер.
— Что попадет под руку. В последнее время я страшно много всего прочел по сексуальной психологии.
— Что, например?
— Например, Маргарет Мид «Жизнь на Южном море» — толстенная книжища о молодежи и сексе у дикарей. Еще я читал книжку Рейха: «Сексуальная революция».
— Откуда ты, собственно, берешь эти книги? — спросил Юрг.
— Дома у нас они валяются всюду. Мой старик покупает такие книги пачками. Он тоже еще надеется в этом разобраться.
— Тебе понятно то, что ты читаешь? — спросил Зайлер.
— Не всегда.
— Что произвело на тебя наиболее сильное впечатление?
— То, что брак и все с ним связанное — нелепость.
— Нелепость?
— Ничего хорошего из этого не получается.
— Это ты вычитал из твоих книг?
— Мужчина и женщина через некоторое время начинают друг друга ненавидеть.
— Почему? — спросил Ганс-Петер. — У моих стариков все о’кей.
— Ясно, но твои старики развлекаются на стороне. Если супруги имеют партнеров на стороне, они еще как-то ладят. А все, кто боится жить такой двойной жизнью, или те, кто живет, а потом мучается угрызениями совести, — те начинают друг друга ненавидеть.
— Ты, похоже, чертовски много знаешь, — сказал Зайлер.
— Да что вы, я ведь только читал об этом.
— Но сам ты в это не веришь?
— Нет, отчего же, я думаю, Рейх прав.
— Почему ты так думаешь?
— У меня есть глаза, а случалось иногда и навострить уши.
— Дома? — спросил Зайлер.
— Я этого не говорил, — ответил Оливер.
— Ну ладно. Вы, наверно, все знаете от Оливера, зачем мы здесь собрались?