В середине июля, когда у Оливера начались каникулы, ты сказала мне, впервые за многие годы: «Видишь ли, в прошлом году я узнала, что такое свобода, ведь по вечерам тебя никогда не бывало дома. Этой свободе — вернее, тому, что все эти годы я считала свободой, — грош цена, но и так, как сейчас, между нами продолжаться не может, я тебя люблю, пожалуйста, люби меня тоже, и в постели, пожалуйста, а в остальном я еще никогда не была так счастлива и довольна…» И мы опять были вместе. Однажды ты сказала: «Нет, я не поеду в Безацио, если ты не сможешь поехать со мной», а я тебе ответил: «Не сходи с ума, ведь сейчас там хорошо, как нигде. Для чего нам тогда этот дом? Ты же хотела его приобрести. Нет, поезжай с Оливером, а я приеду к вам через две недели…»
Я очень устал… «Baby come back…»[7] Я сижу сейчас в маленьком бистро недалеко от нового вокзала Монпарнас… «Baby come back…» Я протянул микрофон в направлении музыкального автомата… Подвести черту? Выходит, мое отношение к тебе — отношение больного, невропата? А если я скажу, что никогда не переставал тебя любить, что бы ты со мной ни проделывала? Любовь… Разве ее больше не существует?
…Разве все было не так, как я рассказал? Ты признаешь, что все это правда? Или у тебя есть другая версия нашей истории?
Впервые за несколько дней я купил газету и прочитал… Я прочитал, что войска стран Варшавского Договора вступили в Чехословакию… Странно, Г. вчера ни словом не обмолвился об этом… И вот я читаю, что де Голль запретил антирусскую демонстрацию… Что здесь — полицейское государство?.. А я занимаюсь исключительно своими семейными делами… Но может быть, политики — это люди, которые всегда в походе… которые не могут любить, не имеют права любить… Зачем только я стал главным редактором?
24 августа, 23 часа 10 минут
КАБИНЕТ ЗАЙЛЕРА
— Повтори еще раз! — кричал Зайлер в телефонную трубку.
— Мальчишка сбежал, — ответила Ирэн из Лозанны.
— Разве я тебе не говорил, чтобы ты с него глаз не спускала? И чтобы запирала его, если будешь выходить из дома?
— Он нашел у меня второй ключ. Только так Я и могу это объяснить.
— Как ты полагаешь, куда он мог удрать?
— Не имею понятия.
— Но ты с ним разговаривала?
— Конечно.
— Теперь уж ничего не поделаешь.
— Я не виновата.
— Какое он произвел на тебя впечатление?
— Милый, воспитанный мальчик. Умненький.
— Это меня не интересует. Я хочу знать, что он говорит о случившемся?
— Трудно сказать, что там произошло.
— Как это понимать?
— Он без конца задавал мне вопрос, может ли суд приговорить его к пожизненной каторге. Я спросила: за что? Он говорит: девчонка-то пропала, а я последний, кто с ней виделся…
— Тебе не кажется, что это смахивает на признание?
— У меня, скорее, такое чувство, будто он пытается примениться к обстоятельствам.
— Что это значит?
— По-видимому, он прикидывает, какую роль ему играть.
— Ну хорошо, спасибо. И ты ничего не знаешь, не то…
— Нечего мне грозить, — сказала Ирэн. — Я действительно не знаю, почему ты прислал Оливера ко мне.
— Могу тебе объяснить на случай, если этим заинтересуется полиция: я еще ничего не знал, только смутно догадывался и хотел протянуть время, пока вернется его отец… понятно?
— Что касается меня, то я вообще ничего не знаю.
— Так будет еще лучше. Привет.
24 августа, 23 часа 30 минут
КАБИНЕТ ЗАЙЛЕРА
— Соедините меня с шефом, — сказал Зайлер.
— Сейчас, — ответила телефонистка.
— Это опять вы, господин Зайлер? — спросил шеф.
— Мы скоро подписываем номер, есть у вас какие-нибудь новости?
— К сожалению, нет. А если бы мы и узнали что-нибудь новое, я сообщил бы об этом не только вам.
— Зато у меня есть новости, — сказал Зайлер. — Полчаса назад Оливер звонил в редакцию. Хотел говорить с отцом.
— И что же?
— Вы мне не верите?
— Разумеется, верю.
— Оливер попытается добраться до своей бабушки.
— Какой бабушки?
— Со стороны отца.
— А где эта бабушка живет?
— Ветикон-ам-Зее.
— Откуда Оливер звонил?
— Он не захотел мне сказать.
— А вы не догадались попросить его, чтобы через час он позвонил снова, и тем временем известить нас?
— Нет, не догадался. А разве это мое сообщение ничего не стоит?
— Разумеется, стоит. Что это вы такой обидчивый, Зайлер? Вы ведь с нами тоже не всегда по-хорошему…