— Вы о чем?
— Показания, которые ты только что прочел, ты давал поздно ночью, после изнурительного бегства из Лозанны.
— Кто, собственно, послал тебя в Лозанну? — спросил шеф.
— Что значит «послал»?
— Скажи-ка нам теперь правду! — приказал шеф.
— А я только правду и говорю, — ответил Оливер.
— Так кто послал тебя в Лозанну?
— Никто.
— Это правда? — спросил Лутц.
— Конечно.
— У меня другие сведения, — сказал шеф.
— А какие?
— Мне известно, что в Лозанну тебя послал один человек.
— Но вам неизвестно кто?
— Твоя мать?
— Ну, эта!
— Что ты имеешь против своей матери? — спросил шеф.
— Будь я на месте папы…
— Говори откровенно, Оливер. Кстати, если ты хочешь кофе, чаю или шоколаду…
— Спасибо, я ничего не хочу.
— В девять часов ты получишь ужин, — сказал Лутц.
— Итак, что бы ты сделал, будь ты на месте папы?
— Ах, ничего…
— Значит, это не мама тебя туда послала?
— Нет.
— Но и не папа, поскольку он был тогда в Париже.
— Я просто сам взял и поехал в Лозанну, к Ирэн, улица Шандьен, тридцать один.
— При аресте у тебя оказалось триста пятьдесят франков. Откуда у тебя эти деньги?
— У меня вообще водятся деньги.
— Такие большие? — спросил Лутц.
— Почему у меня не может быть таких денег?
— Не надо так сразу обижаться, Оливер, — сказал шеф. — Пойми, это ведь необычно, чтобы парень твоих лет имел в кармане столько денег.
— Я и сам необычный парень.
— Ты и ведешь себя так, будто ты много старше? — спросил Лутц.
— Во всяком случае, взрослым уж меня не обдурить.
— Разве у тебя сложилось впечатление, что взрослые хотят тебя обдурить? — спросил шеф.
— Они всегда стараются обдурить нас, молодежь.
— Объясни толком, что ты хочешь сказать, — попросил Лутц.
— Двадцать девятого июня я тоже участвовал.
— Участвовал — в чем? — спросил шеф.
— В демонстрации. Я бросал камни и даже попал в одного полицейского. Мне кажется, он был тяжело ранен.
— А против чего была эта демонстрация? — спросил шеф.
— Против взрослых, против полиции, против политики.
— Но ведь лично тебе живется хорошо, — заметил Лутц. — Твой отец много зарабатывает, ты живешь с родителями в прекрасном доме, у тебя масса денег.
— Эти деньги я заработал, — ответил Оливер.
— Ах вот как, — удивился шеф, — ты их заработал. Где же ты их заработал?
— У папы в газете.
— Какую же работу ты делал для «Миттагблатта»? — спросил шеф.
— Я им все рассказал про Рут Кауц.
— Ах, значит, ты все рассказал про Рут Кауц! А кому именно?
— Да Зайлеру. А он из этого сделал очерк.
— И за это он дал тебе денег? — спросил Лутц.
— Я ведь не дурак, я же знаю, сколько в газете платят за такие статьи.
— Это папа тебе сказал, сколько должны платить за такие статьи, то есть сколько можно за них получить?
— Конечно, папа.
— А папе ты тоже рассказал про Рут Кауц? — спросил шеф.
— Папа таких историй не любит.
— Тем не менее он главный редактор? — спросил Лутц.
— Папа знает, что делает.
— Никто здесь не скажет худого слова о твоем отце, — сказал шеф. — Я думаю, господин прокурор хотел только обратить твое внимание на это противоречие.
— Вот именно, — подтвердил Лутц.
— Но послушай-ка, Оливер, раз ты так хорошо знал, за какими происшествиями охотится газета, уж не присочинил ли ты кое-что?
— Я не враль!
— Пойми, Оливер, когда люди рассказывают о каких-либо происшествиях, случается, что одно они забывают, другое преувеличивают или выхватывают что-то, что им кажется наиболее важным… Рассказы, Оливер, остаются рассказами.
— О Рут Кауц я рассказал только то, что знаю.
— Хорошо. Пусть так. Тогда другой вопрос: теперь ты уверяешь, что задушил эту девушку. С какой же стати ты рассказывал о ней в редакции, ведь в конечном счете все это оборачивается против тебя. Если верить всему тому, что ты наговорил о Рут, то волей-неволей приходишь к мысли — ты ее сильно ненавидел. Так что все это тебя же и уличает.
— Я не вру, как…
— Как кто? — спросил Лутц.
— Как взрослые.
— Если уж ты такой правдолюб, ты должен был сразу же прийти к нам. Ты ведь слышал, что девушка пропала. Почему ты не пришел прямо к нам?
— Не знаю.
— Ты боялся? — спросил Лутц.
— Не знаю.
— Я вполне могу допустить, что ты боялся, но тогда позволь тебя спросить, почему ты не спрятал туфли? Не будь этих туфель, мы бы, наверно, еще долго ходили вокруг да около. Так почему же ты не устранил эту улику?