— Я совершенно успокоился.
— Как это понять? — спросил Лутц.
— Я больше ее не хотел.
— Ты испугался?
— Нет, кого я мог испугаться?
— Тебе не пришло в голову сразу позвать на помощь — врача или речную полицию? Ведь ты не впервые на озере, знаешь порядок. Четыре года уже ходишь с отцом на моторке…
— Мне кажется, что я втащил Рут в лодку и поехал на Верхнее озеро, там, посреди озера, я бросил ее в воду.
— Тебе кажется или ты действительно это сделал? — спросил шеф.
— Я это сделал.
— Говоришь, посреди Верхнего озера?
— Примерно посередине.
— В котором часу это было?
— Понятия не имею. Я больше на часы не смотрел.
— А ты не помнишь, где стояло солнце?
— Нет.
— Ты задушил девушку, когда она без сознания лежала на полу? — спросил Лутц.
— Ради бога, — попросил шеф.
— Конечно, задушил. «Больше ты мне этого не скажешь!» — крикнул я и стал ее душить.
— И душил, пока она не перестала дышать? — спросил Лутц.
— Пока сердце не перестало биться.
— А ты хорошо слушал? — спросил Лутц.
— Я полагаю, нам лучше сейчас прервать, — вмешался шеф.
— Но я все же хотел бы услышать ответ на свой вопрос. Так как же, Оливер? Ты хорошо слушал?
— Я прижал ухо к ее левой груди.
— Ты обнажил ей левую грудь?
— Разумеется.
— И убедился, что Рут мертва?
— Конечно, она была мертва.
— На сегодня все, — сказал Лутц.
— Я провожу тебя в камеру, — сказал шеф, — потом тебе принесут ужин. А чтобы ты хорошо спал, я дам тебе снотворное.
— На мой взгляд, это лишние поблажки, — заметил Лутц.
— Парню надо дать возможность выспаться, — возразил шеф.
— Скажите, чтобы завтра его привели ко мне в девять часов, — сказал Лутц.
25 августа, 20 часов 55 минут.
КАМЕРА ДЛЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ СЛЕДСТВЕННОЙ ТЮРЬМЫ
— Через полчаса после еды ты обязательно должен принять снотворное, — сказал шеф полиции.
— Хорошо, — ответил Оливер.
— И заруби себе на носу: ты вправе отказаться от всего, что говорил до сих пор. Не забывай также о том, что все сказанное тобой может быть использовано против тебя. Попробуй вспомнить, что было на самом деле.
— Я все сказал, — ответил Оливер.
— Напряги свою память, Оливер. В показаниях, которые ты дал сегодня на рассвете, и в том, что ты нам сообщил сегодня вечером, есть некоторые противоречия.
— Но ведь прокурор остался мною доволен?
— Да, конечно, но я тебе говорю вполне серьезно, напряги свою память, постарайся уяснить себе, как все было в действительности.
— Не исключено, что все было совсем не так, — сказал Оливер.
25 августа, 21 час 30 минут
КВАРТИРА ПРОКУРОРА ПО ДЕЛАМ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ДОКТОРА ЛУТЦА
— Ну, что? — спросила госпожа Лутц. — Как там у тебя? Хочешь чашечку кофе или чего-нибудь еще?
— Спасибо, — откликнулся он. — Я бы выпил шерри, нет, нет, не вставай…
— Ну так что? — повторила она.
— Довольно простое дело, — ответил он.
— Значит, он убил эту девочку?
— Вне всякого сомнения.
— Он сознался?
— Дважды.
— А сколько ему лет, говоришь?
— Ровно шестнадцать.
— Господи, помилуй!
— И как зверски он убил эту невинную девушку!
— Расскажи!
— Я не имею права.
— Знаю. Тем не менее ты всегда рассказываешь.
— Парень вроде бы без всяких дурных намерений пригласил несчастную девушку покататься на лодке. Ничего не подозревая, она приняла приглашение. После прогулки этот изверг пытался ее изнасиловать, она, естественно, изо всех сил сопротивлялась. Тогда он взял и задушил ее.
— И это все?
— Тебе этого мало?
— А тело где?
— Тело он бросил в Верхнее озеро.
— Там глубоко?
— Этого я не знаю.
— Девушка правда сопротивлялась?
— Ты в этом сомневаешься?
— В «Миттагблатте» я читала совсем другое.
— В «Миттагблатте» писали совсем другое о девушке?
— Да я толком не помню.
— Я тебе объясню: отец убийцы — главный редактор «Миттагблатте», и я подозреваю, что он с самого начала все знал и намеренно чернил жертву, чтобы выгородить своего сынка.
— Ну и фантазия у тебя!
— Что ты сказала?
— Не кричи, Альберт, я пока еще достаточно хорошо слышу.
— А я не потерплю, чтобы ты так со мной разговаривала.
— Уже были случаи, когда ты подходил к делу предвзято.
— С каждым бывает. Но это дело ясное и бесспорное…
— Разве он сознался, что хотел ее изнасиловать?