— Дело в том, что я уже все оформил.
— То есть как?
— Приходится ведь платить вперед — это огромные суммы.
— Вы хотите сказать, что…
— Я уже понес большие расходы.
— Ясно, — сказал Эпштейн.
— Поймите меня правильно, мне пришлось взять эти деньги в долг.
Эпштейн ничего не ответил.
— Почему ваша газета не сообщает о болезни моей жены?
Эпштейн не ответил и на этот вопрос.
— Вы думаете, читателей не интересует, что чувствует мать убитого ребенка?
Эпштейн встал.
— Неужели вы так и уйдете?
— Сколько вы рассчитывали получить? — спросил Эпштейн.
— Двадцать тысяч.
— Вы сошли с ума.
— «Экспресс» собирается объявить сбор средств в пользу моей жены.
— Это меня не интересует.
— Пятнадцать тысяч? — спросил Кауц.
— Вам известно, что по закону вы не имеете права что-либо с меня требовать?
— Речь идет о жизни или смерти моей жены.
— Вы отдаете себе отчет в том, что, если я плачу за лечение вашей жены, это отнюдь не означает, что я признаю своего сына виновным?
— Взгляните на меня. Я ведь просто несчастный бедняк.
— Вам известно, что, хотя моему сыну и предъявлено обвинение, он пока еще не осужден?
— Если вы намерены заставить мою жену ждать, пока вашему сыну вынесут приговор…
— А если суд его оправдает?
— Этого быть не может!
— Я переведу вам двенадцать тысяч.
— Не знаю, хватит ли этого.
Посмотрим.
— Когда вы переведете деньги?
— Я сегодня же оформлю перевод в банке.
— Я знал, что вы добрый человек и способны понять чувства других.
— Прощайте, — сказал Эпштейн.
6 сентября, незадолго до полуночи
ГОСТИНАЯ В ДОМЕ ЭПШТЕЙНА
— Это что — твое последнее слово? — спросила Сильвия.
— Да, — ответил Эпштейн.
— Ты уходишь?
— Ухожу.
— Ты подал на меня жалобу?
— Я поручил адвокату по бракоразводным делам составить договор об условиях развода и начать процесс.
— Но ведь на самом деле ты совсем не хочешь разводиться?
— Ты этого хочешь.
— А ты соглашаешься?
— Мне ничего другого не остается.
— Ты заявишь о нарушении супружеской верности?
— Я сказал адвокату, что обвиняющей стороной выступаешь ты.
— В чем же я могу тебя обвинять? Виновата ведь я.
— Так будет честнее. Я же не собирался разводиться. Ты требуешь развода, я тебе уступаю.
— Этого я не понимаю.
— Ты не понимаешь и того, почему я не потребовал у тебя развода еще десять лет тому назад.
— Да, это меня удивляет.
— Я оставлю тебе дом, мебель и твою машину.
— Ты сошел с ума.
— Но зато ты не будешь получать ренту. Я заберу только некоторые картины. Может быть, еще два ковра.
— Куда ты намерен уехать и что будет с Оливером?
— Когда все кончится, я отправлю Оливера в какой-нибудь колледж в Англии, где ни одна душа не будет знать о его прошлом.
— И я никогда больше не смогу его увидеть?
— Если он захочет видеть тебя, то сможешь.
— Сколько ты ежемесячно вносишь за дом?
— Тысячу с небольшим.
— И эти деньги придется теперь выплачивать мне?
— Пока нам не оформят развод, я буду платить сам.
— А на что я буду жить?
— Об этом разговаривай с Тобиасом.
— Значит, после развода все заботы о доме лягут на меня?
— Ты вправе делать с ним что хочешь. Можешь его продать.
— Но пока мы не разведемся, ты будешь давать мне деньги?
— Нет. Пусть тебе дает Тобиас. Завтра я упакую свои личные вещи и покину этот дом. А к тебе переедет Тобиас.
— Этого ты знать не можешь.
— Но могу предполагать.
— Здесь есть материальные соображения.
— Меня это не интересует.
— Тобиас должен давать массу денег своей жене, обедать ему приходится в ресторане, здесь он смог бы по крайней мере ужинать.
— Меня это не интересует.
— С какой стати ты поддерживаешь его жену?
— Откуда ты взяла, что я поддерживаю его жену?
— Его жена знает обо мне все.
— Так-таки все?
— Например, историю с моей беременностью.
— Я посоветовал жене Тобиаса, если уж дело дойдет до крайности, доказать, что Тобиас не в состоянии как следует позаботиться о детях. Он собирается жить с женщиной, которая тоже оказалась не в состоянии как следует воспитать своего единственного сына.
— Это уже подлость с твоей стороны!
— Я целюсь не в тебя, а в Тобиаса.
— Почему же ты так великодушен со мной и в то же время вредишь Тобиасу? Ведь он мой друг.