— Я не великодушен. Я отдаю тебе все, потому что все, что я скопил и создал за семнадцать лет нашей жизни, имело для меня смысл лишь до тех пор, пока я верил в осмысленность нашего союза. Ты эту веру разбила. Так на что мне теперь все это?
Сильвия подошла к бару и спросила:
— Хочешь виски? Я купила сегодня бутылку «блэк лебел».
— Спасибо, — ответил Эпштейн, — я пойду спать.
— Ты устал?
— Да.
— Послушай, Эп!
— Да?
— Если ты никогда не вернешься в этот дом, если ты завтра уедешь из него насовсем, я уеду тоже.
— Почему?
— Я больше не могу здесь жить.
— Почему?
— Я не хотела тебе говорить. Но теперь придется.
— Так говори.
— Каждое утро я нахожу на калитке плакат: «Здесь живут родители насильника и убийцы Оливера» или «В такой вот роскоши и вырастают убийцы». Когда я захожу в магазин, продавщицы со мной едва разговаривают.
— Наш адвокат поможет тебе продать дом. Я передам ему все документы.
— Разве ты не слышал, что я сказала?
— Слышал.
— Боже мой, какой же ты стал бесчувственный.
Эпштейн ничего не ответил.
— Ты только того и ждал, чтобы я сделала какой-нибудь промах, — сказала Сильвия. Она налила себе виски и осушила рюмку одним глотком. — Почему ты не ушел от меня еще тогда? — спросила она.
— Когда?
— Когда я вернулась к тебе в положении…
— Тебе нужна была моя поддержка.
— Ты всегда на высоте, Эп.
— Сильвия, я устал.
— Безумие какое-то! Я тебе изменяю, я ухожу от тебя к другому, бросаю тебя, а при разводе я же еще и оказываюсь обвиняющей стороной!
— Это соответствует ситуации.
— Не я, а ты должен обвинять меня.
— Раз ты оставляешь меня, следует предположить, что у тебя есть ко мне претензии.
— И сверх того, ты еще разыгрываешь такое великодушие!
— Я не разыгрываю великодушие, и я вовсе не великодушен. Если вдуматься, твое положение лучше моего.
— У тебя нет угрызений совести. Ты теперь свободен.
— И у тебя не должно быть угрызений совести.
— Я же предала тебя, Эп.
— Перестань. Я любил тебя, и на то была моя добрая воля. Никто меня не заставлял тебя любить. Никто не заставлял семнадцать лет жить с тобой… возле тебя.
— И ты выдержал это…
— Я был свободен в своих решениях — настолько, насколько может быть свободен человек, когда он любит.
— А теперь я безжалостно разбила эту любовь.
— Нет. Этих семнадцати лет тебе из меня не вытравить. Но ты сделала все для того, чтобы я перестал тебя любить.
— Значит, ты меня больше не любишь?
— Каковы бы ни были мои чувства к тебе, но любить тебя так, как я любил все эти семнадцать лет, я уже не могу.
— Значит, я стала тебе безразлична?
— Ты стала какая-то чужая.
— Как это понять?
— Вот, например, смотрю я на тебя…
— И что?
— И вижу, как ты пополнела.
— Что за гадости ты говоришь!
— Даже на лицо…
— Ну, знаешь, это просто подлость!
— Тебе уже под сорок, но ведешь ты себя, как девчонка.
— В чем это проявляется?
— А в том, что ты говоришь и действуешь не думая. Ты не знаешь, почему говоришь то или это и по какой причине совершаешь тот или иной поступок. Ты восхищаешься этим человеком, ты считаешь его очень смелым. Потому что он сделал или собирается сделать что-то такое, чего бы я, например, никогда не сделал.
— Что такого сделал Тобиас?
— Он уже один раз бросил жену и детей, бросает и во второй.
— Просто он два раза ошибся.
— Ошибся и тогда, когда походя сделал ребенка замужней женщине?
Сильвия молчала.
— Ты совершенно перестала замечать пошлость.
— Не взваливай, пожалуйста, на меня ответственность за поступки Тобиаса!
— Ты не только не удерживала его от этих поступков, но и поощряла, требовала от него все новых «подвигов».
— Например?
— Ты от него требовала, чтобы он околачивался в Безацио, когда туда приеду я. Чтобы он демонстрировал перед всеми, как он в тебя влюблен. Чтобы откровенно обнимал тебя на глазах у Оливера. Ты потребовала, чтобы он пришел ко мне и заявил: дайте вашей жене свободу!
— Я не отвечаю за то, что делал Тобиас.
— Ты сошлась с человеком, который позволяет себе подобные вещи.
— Боже мой, — простонала Сильвия, — я этого совсем не хотела.
— Не реви, — сказал Эпштейн. — Ты добилась именно того, чего хотела.
— Чего, чего я хотела?
— Чего ты хочешь вообще? Этого я тебе сказать не могу.
— Но признай хотя бы, Эп, что наши отношения уже давно перестали быть супружескими.
— Когда ты поняла, что наши отношения перестали быть супружескими?