— Здорово он нас облапошил.
— Нас?
— Тебе известно, сколько вы еще должны за дом?
— Понятия не имею.
— Вот видишь.
— Я тебя не понимаю.
— Я все время чуял подвох.
— Тоби, — взмолилась Сильвия, — я правда не понимаю, о чем ты…
— Твой Эп нас здорово облапошил.
— Ты не смеешь так говорить. Эп невероятно великодушен. Он оставляет мне дом, мебель, машину. Себе он хочет взять всего один ковер и две картины.
— Ну-ну, попробуй продать дом, и ты увидишь, что тебе останется. Хорошо еще, если не придется доплачивать.
— Ты так думаешь?
— Что значит, «думаешь» — «не думаешь». Это чисто экономический вопрос.
— Ну, а мебель?
— На что нам сдалась эта мебель?
— Но я хочу обставиться своей мебелью.
— Кое-что мы, конечно, возьмем.
— А остальное?
— Продадим. Куда нам столько мебели?
— По-твоему, это будет правильно?
— Мебель всегда вызывает неприятные воспоминания.
— Тут ты, безусловно, прав.
— Эп вообще оказался малый не промах.
— Как ты можешь так о нем говорить?
— Ловко он тебя загнал в западню.
— В западню? Это ты — западня? Ты что, недоволен?
— Ты, видно, не удосужилась прочесть это соглашение еще раз?
— Я его читала не один раз.
— И этот пункт тоже? «Моя жена Сильвия Эпштейн сообщила мне, что она оставляет меня и моего сына Оливера, чтобы сойтись со своим другом Тобиасом Петерманом. Исходя из ситуации, создавшейся по воле моей жены, я заявляю, что согласен на развод…» Заметила ты наконец?
— Что я должна заметить?
— Эп подвел тебя под удар: выходит, развод по твоей вине, потому что ты изменила ему со мной. Тебе крышка.
— Но ведь это чистая правда.
— Что чистая правда?
— Я оставила Эпа ради тебя.
— Но зачем же быть дурой и открыто признавать это?
— Пожалуйста, не обзывай меня дурой.
— Извини.
— Я же оставила Эпа ради тебя.
— Послушай-ка. Я тоже оставил жену. Но мне и в голову не пришло сказать: я больше не могу жить со своей женой.
— А что ты сказал?
— Я сказал: моя жена сделала нашу дальнейшую совместную жизнь невозможной.
— Какие же ты привел основания?
— Например: она говорила, будто принимает таблетки, а в один прекрасный день выяснилось, что она беременна. Это — обман, вероломство.
— Но это же не основание для развода.
— А я не хотел больше иметь детей.
— И со мной не хочешь?
— С тобой — конечно, хочу.
— По сути дела, ты совершенно прав.
— Ты о чем?
— Эп теперь вольная птица. А мне он оставил весь груз этих семнадцати лет.
— Надо было ему объяснить, что ваш брак еще десять лет назад стал фикцией.
— Как раз это я ему и объяснила.
— Интересно только знать: как?
— И вот его ответ: он уехал.
— Прожженный парень твой Эп.
— Ты чувствуешь себя несчастным?
— Я просто злюсь.
— Но главное все-таки, мы теперь вольны делать, что нам хочется.
— Меня злит, что в душе он может торжествовать.
— Нисколько он не торжествует.
— Я-то знаю, как он меня презирает.
— Но согласись, ведь он не может считать тебя своим другом.
— Ты еще не знаешь, что он мне сказал.
— Нет, не знаю.
— «Если у вас с моей женой совет да любовь — пожалуйста».
— А что он должен был сказать?
— Почему он не боролся за тебя?
— Ах, Тоби, Эп боролся за меня целых семнадцать лет.
— Теперь я наконец понял, что означали его последние слова.
— Какие слова?
— Когда я уходил от него, я протянул ему руку, но он посмотрел на меня, гаденько так улыбнулся и изрек: знаете, врагов себе надо выбирать осмотрительнее, чем друзей.
— Ну да, Тоби, Эп ведь читал больше, чем ты.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Просто он более подкован.
— Выходит, он уложил меня на обе лопатки?
— В известном смысле — да.
— Так. А ты с кем осталась — с ним или со мной?
— Эп больше не старался меня удержать.
Тобиас поднялся и сказал:
— Давай-ка поедем на недельку к морю. У тебя все уложено?
— Я буду готова через десять минут… — ответила Сильвия.
10 сентября, 16 часов 20 минут
КВАРТИРА ПРОКУРОРА ПО ДЕЛАМ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ДОКТОРА ЛУТЦА
— Что сегодня по телевидению? — спросил доктор Лутц у своего младшего сына Петера.
— Откуда я знаю, — ответил Петер. — Я смотреть не собираюсь, пойду в клуб.
— Пойдешь в клуб? — Доктор Лутц опустился на софу.
— Ты против? — спросил Петер.
— Мама недавно рассказала мне, что ты бывал у врача.