— Не смотри!
Я не знала, что искала, если не того, кто издавал эти звуки, то хотя бы выход. На мгновение возникла совершенно безумная мысль: бежать из дома, к Ленке из второго подъезда. Порывы к побегу были тут же остановлены мыслью о том, что это только кажется. Я вновь вспомнила статью в одном очень умном журнале о слуховых галлюцинациях.
— Не смотри! — повторилось вновь, и сердце подскочило к горлу. Если это и было только игрой моего разума, то я не могла с этим сделать совершенно ничего.
Взгляд вдруг уперся в тёмное пятно на противоположном конце комнаты. В углу, под самым потолком, там, где я не видела совершенно ничего. Ничего, кроме едва заметного движения, словно нечто переводило дыхание, после длительной пробежки.
— Увидела! Увидела! Увидела! — громко, почти криком, отражающимся от всех стен.
Нечто бросилось ко мне, быстро перемещаясь по потолку и прыжками преодолевая большие расстояния. По телу словно прошла волна тока, когда я узнала этот звук, так долго списываемый на соседей.
— Увидела! — кричало нечто, и звук отражался лопаньем хрусталя в серванте.
Я выпала из оцепенения, когда существо было всего в метре от меня; человекообразное, худое, с пустыми чёрными глазницами и непропорционально большим ртом, покрытым острыми, как иглы, зубами в несколько рядов. Я открыла рот, но не в силах была издать ни звука, с дивана повалилась на пол и на дрожащих ногах, чудом увернувшись от зверя, добежала до ванной. Забившись в угол, долго наблюдала, как скрипит щеколда, как старательно её пытаются удержать тонюсенькие болтики. Слушала, как скребется нечто по ту сторону.
— Увидела! Увидела! Увидела! — кричало оно, выбивалось из сил и, казалось, со всей дури врезалось в дверь.
Сердце давно выскочило из груди, дрожь в теле слилась с пульсом. Я надеялась, что дверь выдержит, оградит меня, в то же время понимала, что не могу сидеть здесь вечно. Я не взяла с собой даже телефон. Я крестила дверь, пытаясь вспомнить хотя бы одну молитву, как назло, в голове не выплывало ни слова, даже «Отче наш» помнился очень смутно. Нечто по ту сторону продолжало скрестись, реветь, биться о дверь.
Я не знаю, как я дожила до утра. Я проснулась в ванне от вполне спокойного стука в дверь. По ту сторону голос мамы звал меня и причитал на чем свет стоит. Открыв глаза, какое-то время я ещё сомневалась в происходящем. Не решалась открыть дверь, пока мать не пригрозила мне своим отъездом к бабушке на месяц. Когда я вышла, дневной свет и родное лицо матери меня несколько успокоили.
— Ты совсем с дубу рухнула? — произнесла она и рукой указала на дверь, полностью покрытую глубокими и частыми царапинами.
Я провалилась в небытие, в пустоту, едва завидев эти порезы. Очнулась уже поздним вечером, всё на том же диване в гостиной комнате и, благо, со включенным светом. Весь оставшийся вечер я просила мать не выключать свет, достала все домашние фонарики, прикроватные лампы на батарейках, телефон положила над подушкой. На всякий случай перед сном всё-таки прочитала и попыталась запомнить «Отче наш».
Не спалось.
Теперь уже известные звуки преследовали до утра. В каждом неосвещенном углу комнаты мне мерещились пустые глазницы и улыбающееся клыкастой пастью лицо. Мерещилось нечто, сложенное в неестественной позе за чуть приоткрытой дверцей тумбочки. Мерещилось нечто, периодически выглядывающее из тени за шкафом. Нечто, скребущее дно кровати, в такие минуты я вставала на ноги и вглядывалась в матрас. Казалось, что вот-вот существо прогрызет фанеру, его костлявые пальцы просочатся сквозь кровать, и оно схватит меня.
С этого дня начались мои регулярные визиты к врачам.
— Ваша проблема вот здесь, — сказал мне как-то один из них и пальцем ткнул мне в лоб.
Я тогда с непониманием глядела на него, а в мыслях если и были визиты к лекарям, то только к народным: к шаманам, знахаркам, ведьмам, но уж никак не к медицине.
— Ваш убийца здесь, — он ещё раз ткнул меня в лоб и, по-моему, даже чуток постучал по нему, — в вас самих.
Я хотела было возразить, не только он читал те статьи в тех очень умных журналах, но доктор не дал мне и слова вставить.
— У вас очень богатое воображение. Несколько более живое, чем у других людей. Это ваша особенность, — закончил он и сделал паузу, будто ожидая моего ответа, но я вдруг передумала, решив просто покивать ему, а после добраться всё-таки хотя бы до церкви.
— Я выпишу вам успокоительное и снотворное, — деловито произнес он и щелкнул автоматической ручкой.
Перед тем, как выпроводить меня из кабинета, он сопроводил меня фразой:
— Если вы сами не посадите свои фантазии в клетку, то рано или поздно они посадят туда вас.
И он был прав. Выписанные многочисленными врачами таблетки позволяли мне только безэмоционально переглядываться с существом, живущим в окружающих меня тенях. Сон стал такой редкостью, что периодически я путала его с реальностью. Или же реальность с ним? Мать неоднократно приводила домой священников, шаманов, колдунов, их усилий не хватало ровным счетом ни на что.
И в то же время, я рада, что пережила это. Если бы я не увидела «нечто» тогда, то неизвестно, дожила бы я до этого дня сейчас и до всего этого рассказа. А сейчас мне даже как-то спокойно. В оббитой войлоком палате с рассеянным светом нет теней. Нет тёмных углов, в которых «это» могло бы затаиться. Тяжелая металлическая дверь точно не поддастся напору существа и явно не слетит с петель.
Я только слышу по ночам тихий, но настойчивый скрежет, за решетками небольшого окошка в двери вижу пустые черные глазницы, а потом я закрываю глаза и пытаюсь заснуть. Сквозь сон только слышу тихое:
— Увидела, увидела, увидела.