Незнакомые люди приносили еду, соседи. Они поднимались на крыльцо, раскинув руки, несли блюда с жареной курицей, мясом, фаршированными перцами. Как-то вечером миссис Пратт приготовила им ужин. Ростбиф с зеленой фасолью. Ее звали Джун, а муж называл ее Джунипер, Можжевельник. У них отчего-то не было детей. Мистер Пратт работал на «Дженерал Электрике». Он ходил в чистых ботинках, ногти у него были чистые, пахло от него лаймом, и Эдди говорил, что у него сидячая работа. Они молча ели, позвякивая вилками, словно ждали чего-то. Когда они ушли, Эдди сел в отцовское кресло, скручивал сигареты и пил отцовский виски, кончики его пальцев пожелтели, руки у него были большие и квадратные. Дым лениво плыл по комнате, смешиваясь с мерцающим голубым светом телевизора, и Коулу стало страшно, он подумал о разных вещах там, на ферме, и это надо бы починить, а никто не озаботился и даже не заметил, что что-то сломалось.
Эдди был теперь за главного. Он пошел в отца, злобный скептик, но терпение ему досталось от матери. Как и все Хейлы, он был высокий и голубоглазый, но у Эдди глаза были злые, это нравилось девушкам. В темной рабочей одежде, он олицетворял собой вызов. Они думали, что могут его спасти.
Уэйд бродил по дому в мешковатой незастегнутой одежде. Ну, это же Уэйд, он не обращал внимания на мелочи. Он говорил, что собирается пойти в армию, как только ему стукнет восемнадцать, и никто его не остановит.
– Я решился.
– Сначала школу закончи.
– Если меня раньше не вышвырнут.
– Если нарываться не будешь.
– Не сходи с ума.
– Я не схожу с ума.
– Я решился. Вы меня не отговорите.
Эдди протянул Коулу ящик с инструментами.
– Вот, – сказал он. – Сделай уже что-нибудь полезное.
Грязный металлический ящик принадлежал отцу. Там было несколько ржавых отверток, молоток и горсть гвоздей. Он с удовольствием закрепил расшатавшиеся доски. Потом он придумал, как починить разбитое окно в подвале куском стекла, но порезался, и было даже не больно. Он попытался прикрутить перила к стене, но винт был мятый, другого не нашлось, да и древесина оказалась слишком мягкой, чтобы удержать его.
– Не управлюсь, – сказал он Эдди.
Через несколько дней он начал думать, что все будет хорошо, что они справятся втроем, но потом появились эти двое в костюмах. Они стояли на крыльце, будто что-то продавали. Они представились, и тощий сказал:
– У вас дефолт по кредиту. Я приехал сообщить, что банк забирает право собственности на ферму. – Он подал письмо с таким видом, будто они что-то выиграли.
Эдди сказал:
– Мама собиралась ее продать.
Человек положил руку ему на плечо.
– Слишком поздно, сынок. Она пойдет с молотка через пару недель.
Другой человек дал каждому по коробке.
– Собирайте вещи.
Когда они ушли, Эдди сказал:
– Пошли к машине.
В гараже было темно, машина просто стояла там. Эдди не без шика распахнул дверь, словно собирался показать фокус. Коул был младший, и Эдди заставил его сесть сзади. Коулу казалось, что он все еще чувствует запах выхлопных газов, и он задержал дыхание.
– Куда это мы, Эдди? – спросил Уэйд. Эдди не ответил. Он завел мотор и выехал в поле. Машина скакала по ухабам. На пол выкатилась мамина помада. Солнце опускалось за холмы. Смеркалось, и акации приготовились драться узловатыми черными кулаками. Ветер бил в окна. Посреди поля Эдди остановился и вырубил мотор.
Пару минут они просто стоя ли, глядя, как небо розовеет, будто раненое. Потом Эдди вышел и выпрямился, словно перед ритуалом.
– Выходите.
Они стояли и ждали. Эдди достал из багажника биту и поднял ее над головой.
– Это за нее, – сказал он и опустил ее, потом еще и еще, и было слышно, как он кряхтит от усилия, а на лице его читалась угроза. Коул плакал, не в силах ничего поделать, и Эдди предупредил, что лучше прекратить, а то он даст ему повод для слез. – Давай, – сказал он, протягивая биту.
– Не могу.
Эдди сжал его плечо.
– Сделай это ради своей матери.
Бита была тяжелее, чем он помнил по играм за Детскую лигу. Он поднял ее и на миг закрыл глаза, словно в молитве, потом опустил ее на машину. Едва ли осталась хоть царапина, но Эдди кивнул, мол, молодец, и положил ладонь ему на шею, как это делал отец.
Они били по очереди. Капот превратился в сплошную кашу. Лобовое стекло было разбито. Братья лупили машину так остервенело, что Коулу было почти что жаль ее. Он смотрел и плакал. Слезы катились по щекам в рот, у них был вкус грязи. Это была их грязь. Это была грязь их отца, и деда, и всех мужчин, что были до них, а теперь стали призраками и охраняли эту землю, одетые в воскресные костюмы и носки, с карманами, полными червей. Когда он был маленьким, дедушка катал его на большом оранжевом тракторе с колесами в человеческий рост. Коул сидел у него на коленях, глядя на пастбище, которое однажды будет принадлежать ему, и тогда дедушка приглушил мотор, и стало слышно, как возятся в земле маленькие создания, и траву, и ветер. «Ты Хейл, сынок, – сказал ему дедушка. – А здесь это что-то да значит».