Разорвав упаковку, она вытащила одну хрустящую пластинку, потом другую, положила в рот и разжевала. Подтянула к себе лежавшую рядом книжку в мягкой обложке, на которой были изображены мужчина и женщина в старинной одежде, сжимавшие друг друга в страстных объятиях, открыла ее на том месте, где лежала закладка, и через несколько секунд ее лицо стало отрешенным — под ним было пусто — его обладательница улетела в далекий и волшебный мир романтики.
Кристина Логвинова перешла из сна в реальность, как это часто бывало, почти незаметно и еще долго отрешенно осматривала автобус из-под полуприкрытых век, прежде чем поняла, что уже не спит. Такое бывало очень часто, и ее личный психолог говорила, что у Кристины преобладает поверхностный сон, а глубокого почти и не бывает… она говорила и о причинах — говорила мудрено, научно — но этого Кристина уже не запомнила, впрочем, ей это и не было нужно. Главное — выполнять предписания, а в любом предписании, естественно, кроется и устранение причин какоголибо расстройства. А причины и так ясны — переутомление, постоянные стрессы, усиленное внимание «желтой» прессы к ее личной жизни, а также алкоголь и, возможно, то, что она по старой памяти бурной молодости периодически позволяла себе побаловаться сигаретками с особой начинкой, хотя от травки, вроде как, никакого вреда быть не может. Ничего удивительного — жизнь известной певицы всегда полна сложностей, а постоянные выступления и богемные тусовки отнимают много сил и здоровья.
Кристина выпрямилась и сморщила нос, потом надрывно закашлялась и испуганно схватилась за горло. Ничего удивительного, что она проснулась, — в автобусе жутко воняет, аж в глазах защипало. Пожар что ли? Она привстала и в панике огляделась — но нет, в салоне не было ни пламени, ни клубов дыма, пассажиры вели себя совершенно спокойно, не выражая ни малейшего стремления спешно спасаться бегством. Какая-то блондинка, неспешно расчесывавшая свои роскошные волосы, взглянула на нее с ленивым удивлением, и Кристина поспешно опустилась на сиденье, продолжая успокаивающе массировать шею. Все понятно, просто старый автобус, но как бы с такой вонью ей не потерять голос — в горле уже першит, а у нее послезавтра запись с Басковым, а еще через два дня она должна ехать на гастроли в Германию.
Логвинова вздохнула — вздох получился капризнораздраженным. Только бы все было нормально, только бы никто не сглазил — мир полон завистников, которым не удалось добиться того, чего добилась она. Потому и приходилось значительную часть денег тратить на знающих экстрасенсов и дипломированных магов, которые охраняли ее от всяческого зла. В дороге же, когда не было возможности даже позвонить комунибудь из «защитников», она полагалась на изобилие самых разнообразных талисманов. У нее были и синезеленый аквамарин, оберегавший от порчи и предупреждавший об опасности, и гранат, который должен был приносить счастье, и довольно крупный изумруд в перстне (он мог давать способность предвиденья, особенно, если положить его под язык — пока, правда, у нее не получалось, но, возможно, лишь потому, что до сих пор предвидеть было особо нечего), и рубин, несущий удачу и долголетие, и хризолит, отгонявший ночные кошмары, и тигровый глаз, снимавший усталость и защищавший от ненависти и коварства конкурентов, и кулон с огромной заговоренной жемчужиной — один из ее главных амулетов от бед и несчастий. На шее Кристины также висели: православный крест — на золотой цепочке, а египетский с ушком — Анх — на серебряной, кроме того, она носила на шее тисовые четки. В сумочке Кристина держала обсидиановую пирамидку, кроличью лапку, пузырек с заговоренной водой (в нее верила не особо, но пригодится) и травы в шелковом мешочке, собранные «особым образом». Между лопатками, вдоль позвоночника, извивался искусно вытатуированный когтистый и хвостатый дракон, похожий на диковинный корень, — символ счастливого случая, китайский дракон Чиао, тогда как на левой груди была вытатуирована пчела — индуистский символ реинкарнации. Зная значения обеих татуировок, Кристина все же сделала их больше ради красоты. То, что она частенько обращалась то к одной религии и культуре, то к другой, а то и к нескольким сразу, Логвинова вполне осознавала, но не считала это какимто свя-тотатством, полагая, что вера есть вера в любом случае — она едина, просто для каждого народа выражается в чем-то своем, поэтому заимствовать что-то то у одного культа и мировоззрения, то у другого вполне допустимо — так же допустимо, как и смешивать их. Пока это было еще увлечением, некой серьезной взрослой игрой, и Кристина была уверена, что в манию это не перерастет никогда — никаких там сект, монастырей и религиозного фанатизма.