— Тогда твоей мечтой сейчас должно быть остаться в живых, — сказал Петр, сопроводив сказанное горестным вздохом. Алина покачала головой.
— Может, это прозвучит неискренне, но нет. Почему-то нет.
Виталий отошел к окну и снова забрался на подоконник, глядя на улицу.
— Еще в автобусе ты говорила, что чувствуешь себя так, словно ты — вовсе и не ты, — напомнил он, не оборачиваясь. Алина закусила губу.
— Да. И нет у меня ничего, и я не я… Иногда мое лицо в зеркале кажется мне странно чужим… словно на самом деле у меня совсем другое лицо. Иногда мое отражение даже почему-то пугает меня. Между прочим, ни у кого из женщин в автобусе почему-то не оказалось зеркал, — она повторила слова Светланы: — Женщина без зеркала — это нонсенс. Словно нам нельзя было сразу увидеть свои лица… будто бы нам нужно было время, чтобы… привыкнуть к ним?
— Нет! — яростно выкрикнула Марина. — У меня — мое лицо! Мое собственное!
— Короче говоря, вполне вероятно, что мы — на самом деле не мы, а этакая виртуальная проекция наших собственных желаний, — хрипло заключил Жора. — И мы, и все вокруг нас. Мы выглядим так, как всегда хотели выглядеть. Мы умеем то, что всегда хотели уметь. Мы живем так, как всегда хотели жить. И мы нашли те вещи, которые всегда хотели иметь. Или всегда хотели забыть! Неужели так?! Неужели все это — лишь иллюзия?!
— Это невозможно! — Марина яростно мотала головой, и ее волосы длинным веером летали с одного плеча на другое. — Нет! Невозможно!
— Нас сделали…
— Мы сделали, — поправила Олега Алина. — Мы сами все сделали. Они лишь дали нам такую возможность. И заперли здесь, чтобы наблюдать за нами. Посмотреть, что и как мы будем делать.
— Но убивать-то нас зачем?! — зло выкрикнул Олег, хватая кий, словно рапиру и оглядываясь. — Зачем?!
— Знаешь, есть вещи, о которых можно забыть, — устало сказала Алина, опускаясь на стул, — Вещи, имевшие значение лишь в определенный отрезок жизни, но совершенно утратившие свою важность в дальнейшем… либо сознательно лишенные этой важности — грехи и грешки, постыдные страхи, маленькие, но очень большие тайны, спрятанные на самом дне подсознания, в которых не признаешься, даже оставаясь наедине с самим собой. И хотя большинство, спрятав их однажды, уже больше никогда не извлекает на свет, они всегда остаются там, в подсознании, никогда не исчезают, они с нами на протяжении всей жизни и с нами же и умирают. А здесь кто-то выпустил их на волю без нашего разрешения, и теперь они охотятся на нас.
— На нас охотится кто-то вполне материальный, а не какие-то там страшные тайны! — отрезал Олег, размахивая кием.
— На нас охотится кто-то, кто сам стал своей страшной тайной, — глухо сказала Алина. — Или чья-то страшная тайна, съевшая своего хозяина без остатка. Мне кажется, он здесь на таких же правах, как и мы. Но в отличие от нас, он с самого начала знал, что происходит. И он охотится на нас.
— Да-а, — протянул Петр. — Дела… Наверное, эти ребята действительно теперь очень жалеют, что оставили такую сообразительную в наших рядах. Локти кусают. А ведь наверняка есть еще что-нибудь интересное, до чего ты пока не додумалась.
Он покосился на Алексея, и тот, поймав его взгляд, отвернулся, потом прищуренными глазами посмотрел на Алину.
— Всего этого слишком много для моей бедной маленькой головы! — Олег полез в карман за сигаретами. — Я уже ни черта не понимаю! Я на самом деле не такой, какой есть?! Я вообще кто?! Я ведь существую! — он сунул сигарету в рот, прикурил и выдохнул дым. — Я чувствую вкус сигареты, это ведь не иллюзия! Я запутался!
— Слушай, ты! — Алексей развернулся, снова вонзив в Алину тяжелый, ненавидящий взгляд, потом вдруг в несколько шагов быстро оказался рядом с ней и она невольно прянула назад. — В принципе, какая разница, какие мы? Факт в том, что то, что сейчас происходит, настоящее, никакая не иллюзия! Вот это настоящее, — он резко ударил ногой в пол. — Это настоящее, — его пальцы сжались на запястье Алины, и она, скривившись от боли, выдернула руку, и он усмехнулся. — Во-во, настоящее. И мочат нас здесь и сейчас — по настоящему. Так что, девочка, не забивай себе голову всякой лабудой и народ не дергай понапрасну!
Виталий легко слетел с подоконника и, подскочив к ним, оттолкнул Алексея, потом уставил на него торчащий указательный палец.
— Отвали от нее!
— О, блаородный рыцарь прискакал! — с издевательской насмешкой произнес Евсигнеев, пятясь. — Что, жаба даванула?! Не нравится, когда кто-то мацает твой кусок мяса?! Думаешь, я не заметил, что ты не только на Маринку, но и на эту шкурку с самого начала глаз положил!
Виталий двинулся было вперед, но Алина неожиданно придержала его за руку.
— Не надо, пусть его! Ему просто страшно. Пусть верещит, раз подругому самовыражаться не умеет!
Виталий повернулся к ней, и она сразу же убрала руку и отступила назад.
— Такого самовыражения…
Олег вдруг с размаху шарахнул кием по столу, и тот переломился надвое — верхушка отлетела Алексею под ноги, а обломок остался у Олега в руках, и он швырнул его в угол. В комнате сразу стало очень тихо.
— Если ты не заглохнешь, мудозвон, я тебе твой боулинговый шар в глотку затолкаю! А вместе с ним и…
Кристина обмякла на диване и громко зарыдала, тем самым сбив Олега с мысли, и продолжения не последовало.
— Мудаки! — Алексей развернулся и отошел обратно к автомату, нервно одергивая свой пиджак. Петр с готовностью открыл было рот для ответного красочного эпитета, но Жора, уловив это, сложил ладони и умоляще покачал головой. Шофер пожал плечами, потом выразительно покрутил пальцем у виска и кивнул в сторону Евсигнеева. Жора развел руками, безмолвно отражая на лице фразу: «Вот такая вот хрень!»
— Короче, я так понимаю, что мы такие, как мы сейчас — это вовсе и не мы, — заключил он. — На самом деле, вполне возможно, что мы совсем другие. Что на самом деле мы многого не умеем. И многого не имеем. Так получается? Что это — гипноз, виртуальная реальность…
— Я не знаю, — Алина смотрела на свое запястье, на котором медленно проступал небольшой синяк. — Но я знаю одно — для нас здесь и сейчас это абсолютная реальность — законы природы действуют практически полностью — цветы вянут без воды, предметы не парят в воздухе, дождь холодный, боль — настоящая, а если… если кому-то перерезают горло, то он умирает. Хотя на самом деле, вполне возможно, что это реальностью не является. Как сон, в котором мы кому-нибудь снимся…
— И это, по-вашему, называется хорошим тестированием?!
— …на это и было рассчитано!
— Вы должны все остановить! Это нужно было сделать еще когда…
— …нет! Поздно!
— …вы и в прошлый раз прокололись!
— …пошла реакция!.. куда вы смотрите?!.. мать вашу!..
Алина с испуганным возгласом вскинула голову, потом завертелась, оглядываясь по сторонам. Комната кружилась вокруг нее, лица, превратившиеся в безликие белые пятна, суматошно летели по кругу, и голоса то утончались до комариного писка, то скатывались в невозможный исковерканный бас.
…реакция… реакция… и в прошлый раз…
…глаза… разноцветные глаза…
…заполняйте тщательно…
Комната вдруг перестала кружиться — кто-то резко остановил ее, больно схватив за плечи, и все сразу исчезло, провалившись в небытие. На мгновение Алина ощутила острый приступ дурноты, потом открыла глаза, и на нее нахлынула реальность — мощным, направленным потоком, словно ее, сонную, вдруг внезапно сунули под водопад. Люди были реальными, пол под ногами был реальным, цвета были реальными… и стук дождя за окном, и звуки, и собственные рыжие волосы, щекочущие лоб, и легкие, наполняющиеся теплым воздухом, и чьи-то пальцы, сминающие плечи.
— Аля! — Виталий резко, даже как-то зло встряхнул ее. — Что?! Тебе плохо?! Ну же, что?!
— … пусти…
— Что случилось?!
— Виталя, да отпусти ты ее! — вмешался Олег. — Ты же ей хребет сломаешь!
Воробьев убрал одну руку, но вторую оставил на ее плече, только ослабил хватку. Алина вздохнула еще раз, глядя на него широко открытыми глазами и изумляясь тому, насколько реальным он кажется, словно до сих пор она видела его подслеповатым взглядом, а сейчас у нее на глазах вдруг появились отличные очки. Она видела и темно-русую щетину на щеках и подбородке, и короткие светлые бачки, и почти заживший короткий порез на левой скуле, и маленькое темное пятнышко на серо-синей радужке правого глаза, и морщинки над съехавшимися над переносицей бровями, и бисеринку слюны, блестевшую на нижней губе. Алина опустила глаза, глядя на четкий, как никогда, узор паркета, потом взглянула на Олега, чьи волосы, как обычно, стояли торчком, проследила, как он сглотнул, и на его шее, покрытой густым рабочим загаром, дернулся кадык. Справа от кадыка к коже прилипла чешуйка табачного пепла.