— А вам не кажется, что вас это совершенно не касается?! — сказала Харченко враждебно, но за этой враждебностью промелькнула некая заинтересованность. — Мы как-нибудь без вас разберемся.
— Без меня не получится, — улыбка Виталия стала иной, — так что лучше не разбирайтесь. Иначе вас придется успокаивать.
— Мы уже видели, какими методами вы успокаиваете! — неожиданно подала голос Алина, попытавшись встать, но Олег удержал ее за руку. — Их вы тоже чуток придушите для поднятия дисциплины?!
Виталий ничего не ответил, только усмехнулся и сел на свое место. Закинув руку за голову, он закрыл глаза. Толстые звенья его серебряной цепи тускло поблескивали в неярком свете автобусных ламп.
— Зря ты так, — негромко прогудел рядом Жора.
— Если бы! — иронично отозвался Виталий, не открывая глаз. — Ты когда-нибудь видел, как искры или окурок попадают на сухую солому? Огня-то всего ничего, такая малость… а солома вспыхивает и сгорает мгновенно — ахнуть не успеешь.
— Это ты к чему? — спросил Вершинин недоуменно, пытаясь поудобней устроиться в кресле.
— Это я к тому, старик, что солома — это мы, полный автобус соломы, и с каждой минутой она становится все суше.
— Но искры можно и залить, — Жора потер лоб. — Не обязательно их давить.
— Мне некогда бежать за водой. Да и некуда.
— Зачем же бежать за водой? — лицо Жоры стало настолько невинным, на-сколько это было возможно при его тяжелых и резких чертах. — Всегда можно использовать ту, что под рукой.
Виталий, приоткрыв один глаз, посмотрел на него, и оба неожиданно разразились громким хохотом, звонко хлопнули друг друга по ладоням — так просто, словно были знакомы не один год, после чего каждый погрузился в свои мысли.
— Надо же, смеяться умеет, — Алина несильно шлепнула Кривцова по пальцам, все еще сжимавшим ее предплечье. — Ты уже можешь меня отпустить.
— Могу. Но не хочу, — Олег улыбнулся чуть кривоватой улыбкой, но увидев, что в глазах Алины явственно заштормило, отдернул руку, точно обжегся, заслонился раскрытыми ладонями и запищал: — Ой, не бейте, тетенька, не буду больше, век воли не видать!
Она фыркнула, но, увидев, что к их креслам идет Борис, поспешно убрала улыбку с лица. Лифман остановился возле них, и Олег приветственно приподнял на голове свою кепку.
— Славная нынче погодка!
— Да уж, — Борис наклонился и заговорил смущенным и в то же время заговорщическим шепотом: — Алина, я попросил водителя ненадолго притормозить. Вы не могли бы посмотреть… посмотреть на деревья? Они… все такие же?
Алина взглянула на него удивленно. Олег-таки уговорил ее рассказать про странный лес всем остальным, но это мало кого заинтересовало, и тот же самый Лифман обронил: «Да мало ли кто где что посадит, мало ли где что вырастет».
— Я все время на них смотрю, — хмуро сказала она. — Они не меняются.
— А вы не можете ошибаться?
— Нет. Хотя хотела бы, — Алина отвернулась, уже в который раз рассматривая плывущие мимо мокрые стволы и кроны. Она уже почти ненавидела их. Тополя… то здесь, то там — огромные тополя-свечи, как у них в Волжанске — почти до самого неба.
— Каштан — видели только что? — Борис печально вздохнул. — Вам не доводилось бывать в Киеве? У нас там такие каштаны… так цвели…
— Вы так говорите, будто мы прямиком на тот свет едем, — насмешливо произнес Кривцов, но на этот раз его насмешка была холодной. Борис рассеянно пожал плечами.
— Кто знает, — неожиданно сказал он и ушел. Олег покачал головой и сквозь зубы процедил одно из тех слов, которые обычно не употребляют в приличном обществе, потом вдруг чуть подтолкнул Алину плечом и провозгласил на весь автобус:
— А может, мы в другом измерении, а?!
— Потрясающая версия! — Ольга презрительно фыркнула. — Наверное, вы очень долго над ней думали.
— А что?! — неожиданно сказала Кристина, кутаясь в свой джангл. — Я когда-то читала одну книгу…
— Неужели, — негромко пробормотала Харченко, пытаясь рассмотреть свое отражение в солнечных очках. Мокрый френч она повесила на одно из кресел, оставшись в коротком темно-красном шерстяном платье.
— … там люди летели в самолете… Ну, они, короче, заснули… некоторые, а потом, когда проснулись, увидели, что попали… ну, не сразу увидели, а потом, когда приземлились, что попали в другое измерение. А те, которые в самолете тогда не спали, исчезли — только, короче, остались всякие их вещи — часы, кольца, зубы золотые, протезы… — Кристина начала разглядывать свои расписные ногти с таким вниманием, будто в них была врисована по меньшей мере часть прочитанной книги. — А вдруг нас было гораздо больше, а мы про это не знаем? Не помню, как книжка называлась… Там еще такие… с зубами… все съедали.
— «Лангольеры», — сонно сказал Жора, не оборачиваясь. — Я читал в детстве. Занятная вещь… в отличие от версии.
Кристина сердито покраснела и пожала плечами.
— Я просто так сказала. Просто вспомнила книгу.
— Ну, в одном девушка права, — Олег глубокомысленно потер кончик носа, — и я уже это говорил. Нас слишком мало. Для такого… господи, уж не знаю, как правильно сказать… таких крупных рейсов… слишком мало.
Он натянул кепку на нос и из-под нее внимательно взглянул на водителя. Тот даже со спины казался растерянным и подавленным… но было ли так на самом деле? Под растерянностью и подавленностью могло прятаться все что угодно. Кривцов был реалистом и не верил ни в бога, ни в черта, ни в преображающиеся автобусы. Болен ли был Петр Алексеевич, пьян или лгал, преследуя какие-то свои определенные цели, — это его волновало в самую последнюю очередь. Важнее были последствия, и поскольку Петр Алексеевич в первую очередь мог быть источником самых разнообразных неприятностей, Олег не спускал с него глаз и прекрасно понимал, что Виталий и здоровяк Жора сели точнехонько за спиной водителя совсем не случайно.
— О, Господи! — Борис меланхолично вздохнул. — Да что толку от ваших версий, все равно ведь этим ничего не изменишь. Только аппетит разыгрался. Ни у кого больше не найдется что-нибудь пожевать?
— Потерпите, вы совсем недавно жевали, — сказал Жора. — Нам нужно беречь оставшуюся еду, потому что…
Он осекся, но было уже поздно — часть пассажиров снова начала испуганно переглядываться. Губы Кристины задрожали, и она сникла в своем кресле. Потускневший, невидящий взгляд Алины уплыл кудато в глубь салона, пальцы Марины начали нервно теребить край свитера, растягивая вязку. Лифман взглянул в окно с почти звериной тоской.
— Все льет и льет, — пробормотал он. — Бесконечно…
Его не услышал никто, кроме Кристины, и она поникла еще больше — в голосе Бориса ей послышался некий удар гонга, отзвук судьбы. Ее пальцы, приняв решение без ее участия, пробрались за вырез кофточки и намертво вцепились в висевшие на шее оба креста.
— А что, все правильно, — Ольга развернулась, выставив в проход изящно скрещенные ноги. — Надо реально смотреть на вещи. Неизвестно, сколько мы будем ехать по этой глуши, а еда, как и бензин, не бесконечны. Поэтому лучше сейчас разделить еду поровну, а потом уж пусть каждый распоряжается своей долей, как захочет, — по-моему, это было бы вполне разумно.
— Разумно, вы правы. Но, как я понял, из всех нас еда есть только у Светланы, — вдруг произнес Алексей, отрываясь от своего телефона, и некоторые из пассажиров, успевшие подзабыть о его существовании, вздрогнули.
— Ну и что? — Ольга искренне удивилась, при этом даже не взглянув на крепко спящую Бережную, которая съежилась в кресле, смешно морща нос во сне и крепко обхватив себя руками — то ли от холода, то ли от страха потерять саму себя, пока ее сознание блуждает где-то далеко. — Значит, ей придется поделиться с нами. Она ведь уже сделала это раньше, так что не думаю, что откажет теперь.
Алина медленно повернула голову и посмотрела на Ольгу так, словно увидела впервые. Ее веки чуть опустились, и изумрудный блеск глаз под ними стал тусклым и холодным.