Полки тоже плыли по кругу — множество полок на стенах, полок длинных и темных, полок, заполненных статуэтками и шкатулками, цветными свечами причудливых форм и связками ароматных благовонных палочек, металлическими кувшинчиками, чайничками и чашками, сверкающими кристаллами и расписными раковинами, и по все комнате — занавеси из стеклянных шариков, крошечных золотистых фигурок, ракушек — ажурные, блестящие, изящные, таинственные… Комната-загадка. Комната для нее.
Вращаясь в кресле, она слушала, как барабанят за окном дождевые капли. Звуки были разными, и Кристина сейчас могла бы безошибочно сказать, какая капля ударяется о землю, какая об асфальт, какая о цветок, а какая — о ветку дерева. Она слышала, как над особняком и бесконечным лесом неторопливо ползут сонные тучи. Она слышала шаги спускающейся к утру ночи. И она слышала, как горит свет — противный сверлящий звук, от которого у нее постепенно начинала болеть голова.
Кристина резко встала, отчего четки и цепочки с крестами и заговоренной жемчужиной коротко колыхнулись в вырезе ее халата. Раскинув руки, она несколько раз повернулась вокруг себя, запрокинув голову, полузакрыв глаза и тихо напевая, почти не шевеля губами:
Кристина улыбнулась и открыла глаза. Было так хорошо, не хватало толь-ко музыки и свет горел слишком громко. Она подошла к музыкальному центру и включила его. Поставила диск Оливера Шанти, за которым совсем недавно ходила в гостиную, и, нажимая на кнопку воспроизведения, усмехнулась, вспомнив дверь в комнату Ольги, захлопнувшуюся сразу, как только она открыла свою. Та тоже за чем-то бегала, и Кристина была почти уверена, что Ольга ходила на кухню. Она всегда безошибочно ощущала чью-то потребность в алкоголе или наркотиках.
Кристина погасила свет, щелкнула зажигалкой и пошла вдоль круглой стены, и вслед за ней одна за другой расцветали бесчисленные свечи и, закручиваясь спиралью, начинали тянуться вверх ароматные дымки благовоний. Вскоре комната наполнилась танцующими огоньками и прыгающими тенями.
Она взяла с одной из полочек очередную, еще не осмотренную шкатулочку — золотистую, расписанную павлинами — и снова опустилась в кресло.
Потолок, теперь казавшийся более низким, снова плыл над ней. Ее лицо то выступало из темноты, то вновь пропадало в ней, словно растворяясь, красно-черные волосы разметались по плечам острыми хищными прядями, на губах застыла отрешенная улыбка; поджав под себя ноги, она кружилась в самом центре мистической индейской музыки, постигая тонкости каждой проходящей мимо секунды, в то время как ее пальцы постигали содержимое шкатулки. Постепенно кресло кружилось все медленнее и медленнее, потом Кристина резко выпрямилась и, уперевшись в пол босой ногой, остановила его вращение. Встала, подбежала к выключателю, и тьма проворно разбежалась по углам, прихватив с собой и мистику. Обнаженные свечи приобрели нелепый вид, но Кристине сейчас было не до этого. Она снова плюхнулась в кресло, перевернула шкатулку вверх дном и высыпала ее содержимое себе на колени. При этом крышка выскользнула у нее из рук и со звоном ударилась о пол.
Ее пальцы, перебиравшие горку вещей на коленях, заметно дрожали. Она брала каждую и подносила близко к лицу, потом роняла и брала следующую.
Простенькое посеребренное колечко с пятью красными камешками. Два детских переливных календарика со сценками из старых мультфильмов. Красивая пестрая лакированная ракушка. Серебряная монета 1913 года, достоинством в двадцать копеек. Гашеные вьетнамские марки со змеями и цветами. Значок с головой ахалтехинской лошади. Несколько старых купюр по десять и двадцать пять рублей с профилем Ленина. Вкладыши-наклейки от жевательных резинок. Пластмассовые сережки-гвоздики в виде розовых бантиков. Ярко разрисованный маленький пупсик-ангелочек. И еще одни серьги — большие красивые серьги-подвески — янтарь, оправленный в серебро.
Нелепый бестолковый набор вещей, которому место в какой-нибудь детской шкатулке среди игрушек. Они и были в детской шкатулке. Когда-то.
Начальная школа, друзья, неизменные веселые и визгливые посиделки у кого-нибудь в гостях, пока родители на работе. Чего они только не собирали тогда — и монеты, и значки, и марки, и календарики… Разглядывали, хвастались, обменивались. Но не всем. Некоторые вещи владельцы наотрез отказывались менять на что-либо, считая их перлами своей коллекции. На них можно было только смотреть и завидовать. Она завидовать не желала.
Может кто-то и догадывался, что именно Кристина виной тому, что у кого-нибудь из их компании то и дело пропадают вещи, но впрямую никто вопросов ей не задавал. Только одна…
Кристина взяла янтарные серьги за серебряные крючки и подняла их высоко вверх, глядя, как раскачиваются пластинки темно-желтого полупро-зрачного янтаря.
— Да не брала я твои дурацкие серьги! Это ты их куда-то засунула!
— Брехло ты, Криська! Они на кровати лежали, когда я из комнаты вышла! Там только ты была! Где они!
— Не знаю!
— Ты украла! Покажи, что у тебя в карманах!
— Разбежалась!
Она была сильнее, поэтому вырвалась и убежала. А вечером в дом к родителям уже бывшей подруги заявилась разъяренная Логвинова-старшая и потребовала объяснений — как это так, ее Кристину назвали воровкой! Сама Кристина скромно топталась у матери за спиной, и Танькина оранжевая куртка висела так близко.
— … она сама их и украла, а на мою дочь сваливает! Вы поищете хорошенько! Мы никуда не уйдем, пока я все не выясню!
Провели обыск, и вот поди ж ты — в кармане Таниной куртки обнаружилась одна из пропавших янтарных сережек. А также несколько монеток и календариков, в которых Кристина с негодованием опознала вещи, похищенные у ее друзей. (Кто бы знал, каких трудов ей стоило с ними расстаться, хоть она и старательно выбрала те, которые представляли наименьшую ценность).
На следующий день о случившемся знал весь класс, а также все четыре окрестных двора. Жизнь Тани превратилась в ад, и в конце концов она, елееле дотянув до конца третьего класса, не выдержала и перевелась в другую школу.
Это было так давно, что почти стерлось из памяти, превратившись в некий смутный сгусток, натыкаться на который, мысленно блуждая по своему прошлому, было неприятно. Но Кристина давно выросла, выросла и Таня, у которой сейчас уже была своя семья. Все украденные вещички Кристина давно растеряла, и все это уже не имело никакого значения. Но оказывается имело. Все почти стерлось из памяти… все, кроме тех вещей. Кристина уже не помнила ничего из того, что было в ее коллекциях, но хорошо помнила вещи, которые украла.