Может, кто-то вышел на улицу? Но она не слышала, чтобы открывали входную дверь. Может, Лешка выбрелтаки из леса… но он не стал бы вести себя так странно. Хозяин? Наблюдает за ворами, проникшими в его дом?
Наибольшей вероятностью было, что ей просто померещилось.
Сходи, проверь.
От этой мысли Алину даже передернуло. Ей и в доме-то находиться было страшновато, а выйти сейчас, одной… Нет, уж нет!
— Показалось, — пробормотала она и резким рывком задернула шторы обеими руками, отчего нервно вздрогнули листья стоявших на подоконнике пышных ухоженных растений.
Да. Это было проще всего.
Алина отвернулась от окна, зябко ежась в непросохшем костюме и стараясь не смотреть на подвеску, снова подошла к тумбочке и задумчиво взглянула на свои часы и кольца, потом выдвинула ящик, чтобы переложить их туда и слабо улыбнулась. Кто бы не подготавливал эту комнату, он явно был со странностями — зачем-то насыпал в ящик цветов. И даже без стеблей — одни головки. Одуванчики… Зачем?
Она взяла один из цветков в руки, и улыбка медленно сползла с ее лица.
Одуванчик был совсем свежим, точно его только что сорвали, — большой, пышный ярко-желтый цветок. Он был насквозь проткнут спичкой, выходившей точно из основания стебля, словно из длинной юбки, и на ее верхушку был надет небольшой одуванчиковый бутон, имитируя женскую головку с прической. Куколка из цветка, какие делали, наверное, очень многие маленькие девочки.
И она тоже.
Аля пошла в садик, когда ей было чуть больше пяти с половиной, а до той поры мать ежедневно отводила ее к бабушке с дедушкой до шести вечера. Они жили в старом тихом районе, в длинном, окруженном акациями, доме, и иногда Але казалось, что родители со всего города приводят сюда детей к их бабушкам и дедушкам — скамеечки во дворе всегда были заняты стариками, а вокруг под их присмотром возились Алины сверстники. С ними было весело, но часто этого казалось мало, потому что кроме двора существовали и другие места — например, пустырь через дорогу, за маленьким гастрономом, где стоял заброшенный полуразрушившийся дом, густо заплетенный ежевикой, где были несколько холмов, по весне покрывавшихся буйной зеленью, где был овраг, в стенках которого кто-то неизвестно когда и неизвестно зачем вырыл неглубокие пещерки, и где было так интересно играть. А еще интересней там казалось потому, что ходить через дорогу было запрещено. Всех их, выпуская на улицу, строго предупреждали: «Через дорогу не ходить — выпорю!» И большинство не ходило никогда. Аля бегала туда регулярно. Иногда удавалось зазвать с собой кого-то из друзей, но большей частью она играла на пустыре одна — чаще всего, в одной из тех самых пещерок, где мастерила кукол из цветов и спичек и строила для них дворцы. Одиночество не мешало играм — как правило, она его просто не замечала. Весной было столько цветов и какие только из них можно было смастерить платья!..
А в пять с половиной она пошла в детский сад — маленькая старая девочка, которой часто снились кошмары, которая не любила играть в куклы и которая всегда очень берегла свою шею…
Но это было очень давно, время насыпалось сверху толстым слоем, воспоминания редки и блеклы и больше похожи на полузабытый плохой сон… и только иногда…
Как сейчас.
Алина уронила куколку в ящик и взяла другую. У этой юбка и голова были сделаны из полураспустившихся одуванчиков, в которых желтое уже сменилось белыми пушками, почти готовыми вылететь. Были здесь куколки и с фиолетовыми юбками из просвирника, и с красными из мака, и с голубыми из васильков… но больше всего было из одуванчиков…
Хрипло выдохнув, она резко захлопнула ящик. В воздух взлетели несколько белых пушинок и медленно стали парить, постепенно снижаясь. Алина смотрела на них, как завороженная, беззвучно шевеля губами. Ее рука потянулась к шее, потом снова схватилась за ручку ящика и очень осторожно выдвинула. Конечно же, цветы никуда не делись.
Она отвернулась и медленно опустилась на кровать, тупо глядя на свои голые колени. Цветочные куклы. Цветочный бал в ящике тумбочки ее комнаты.
Это не твоя комната!
Но я ее выбрала. Она словно была приготовлена для меня. Словно ждала меня. Ведь именно это я сказала остальным. И я не собираюсь отказываться от своих слов.
Ты сумасшедшая. Это просто цветы. Наверное в этой комнате жила какая-нибудь маленькая девочка, и это ее цветы.
Тогда куда делась эта маленькая девочка? Цветы совсем свежие. И нигде поблизости я не видела ни одуванчиков, ни просвирника, не, тем более, мака. Вокруг дома столько красивых цветов — какой резон выискивать какие-то там одуванчики, когда можно делать кукол из роз, гиацинтов и тюльпанов?
Ты ведь не знаешь никого из этих людей, и этот дом может принадлежать кому угодно из них.
Может быть, это даже твой дом?
Алина застонала и обхватила голову руками. В любом случае это совпадение — жуткое совпадение, потому что никто не знал про то, что тогда случилось. Ни единая живая душа, кроме нее самой. Одно дело — как появились здесь эти цветы, и другое — для кого они были предназначены.
Это не твое дело. Не твое дело.
Подвеска кружилась под потолком, хрустально напевая.
А может тебе? Все здесь предназначено для тебя, как и я — ведь ты наша маленькая девочка, да? Наша? Может, хочешь поиграть? Поиграй, а я буду петь для тебя, ведь ты наша маленькая девочка…
Алина вскинула голову и взглянула на подвеску почти с ненавистью. Потом встала и подошла к шкафу. Открыла одну из створок и застыла, прислушиваясь.
Дом не спал, несмотря на поздний час. Где-то едва слышно играли на гитаре, за стеной с грохотом отворили окно. Сверху долетела ругань, кто-то хлопнул дверью, что-то упало на пол. У кого-то на третьем этаже громко играла музыка — странные мистические мотивы.
Кто-нибудь из них нашел здесь еще что-то свое?
Алина решительно вытащила из шкафа упакованный бледно-зеленый халат и разорвала обертку. Если уж кто-то решил сыграть с ними в какую-то игру, то ей церемониться совершенно ни к чему. Горячий душ, халат, постель. Именно в такой последовательности.
Она посмотрела на свои туфли, вздохнула, потом снова начала рыться в шкафу. Ее усилия были вознаграждены довольно быстро — Алина вытащила пару толстых шерстяных носков серого цвета, перекусила скреплявшую их леску и натянула их на ноги. Вполне заменят тапочки.
Прихватив халат, она подошла к двери и некоторое время стояла возле нее, нерешительно положив чуть подрагивающие пальцы на ручку, потом повернула замок и осторожно приоткрыла дверь.
Слабоосвещенный коридор был пуст. Алина вышла закрыв за собой дверь и направилась было в сторону ванной, но тут же резко развернулась — внизу кто-то отпирал входную дверь.
На мгновение она бестолково затопталась на месте, нерешительно поглядывая на закрытые комнаты, потом, так и не стукнув ни в одну из них, побежала к лестнице. Стараясь ступать как можно тише, Алина быстро спустилась вниз и замерла на последней ступеньке.
Лампы в холле горели только на колонне — еще перед тем, как они отправились в гостиную, Олег, манипулируя кнопками пульта, сам отрегулировал свет, оставив в холле несколько включенных светильников «на всякий случай», и сейчас Алина мысленно поблагодарила его. Если бы холл был темным, она бы испугалась гораздо больше, но сейчас возившийся у входной двери человек был ярко освещен и вполне узнаваем.
— Куда ты собрался! — громко спросила она, не скрывая враждебности. Был бы это кто-то другой, то, возможно, ее голос прозвучал бы иначе, но у двери, согнувшись над засовом, стоял человек, бывший одним из первых на подозрении.
Петр, вздрогнув, обернулся, уронив что-то, и это что-то со стуком покатилось по полу.
— Е-мое, чего пугаешь?! Думать же надо! Так недолго и инфаркт поймать!
— Куда ты собрался! — повторила Алина, быстро идя через холл. Петр наклонился и поднял странный предмет, повернул его, глядя на свет — не треснул ли где. Алина увидела, что это была игрушка — стеклянный шар, наполненный какой-то жидкостью, в которой, взметнувшись от сотрясения, бушевала золотая вьюга.