- Это правда? – обернувшись к Соне, спросил Амир.
- Я не уверенна, но у меня уже месяц задержки. – грубо выругавшись на арабском, мужчина что-то сказал своим людям. Старший из них, подошел ближе и развязал онемевшие руки. Помогая девушке подняться, он нежно поддерживал ее. От долгой неудобной позы, ноги онемели и отказывались двигаться.
- Это..ребенок моего сына? – с надеждой в голосе спросил араб. Соня отрицательно покачала головой. Зачем ей было врать? Спасти себя? Подставить Ворона, который продолжал хранить молчание до этого момента? Услышав же о возможном ребенке, впился в лицо художницы, пытаясь словить ее взгляд. Прочесть что-то, значимое лишь для него.
- Отпустите ее, как и Туза. Вы ведь все это задумали для того, чтобы я оказался в ваших руках. Вот он я. – неожиданно для всех, уверенно проговорил Ворон. – Она лишь ни в чем не повинная женщина. Он же, ни в чем не повинный старик. Меня оставьте, а их отпустите.
Араб задумался, переводя взгляд с девушки на мужчин, о чем-то размышляя.
- Да, мне нужен ты. – в итоге согласился Амир. – Человек, который избил моего сына. Человек, который унизил и оскорбил моего наследника, и тем самым, погубивший его.
- Я его не убивал, - четко выговорил мужчина, подходя ближе к девушке. Заметив это движение, охранники выхватили оружие и направили его на Ворона. Он даже не дрогнул. Оказавшись подле Сони, коснулся ее ледяных рук своими, сжимая.
Он думал, что она оттолкнет его. Закричит, а вместо этого, девушка ласково погладила его. Столько всего плескалось в ее глазах, но не было там презрения. Не было и обид. Соня смотрела на него так, словно давно ждала. Словно скучала, и трепетное биение ее пульса, подтвердило догадки мужчины. Он не должен позволить им причинить вред любимой. И будущему сыну.
Девушка боялась даже дышать, стоило рукам любимого коснуться ее кожи. Жар от касания пронзил ее, достигая всех потаенных уголков души. И вот он, стоит рядом. А так хочется броситься в объятиях любимого. Закрыть глаза и поглубже втянуть в себя аромат, окутывающий лишь этого, единственного мужчину.
- Он умер, спустя неделю дома. Ночью оторвался тромб. Ты виновен в его смерти. – продолжал грозно рычать араб, подлетая к Ворону и хватая его за плечо. Развернув виновника трагедии к себе, он кричит:
- Он страдал из-за того, что ты его унизил, выгнал из страны и лишил любимой. Той единственной, которую он полюбил.
- Я избил его после того, как он пытался изнасиловать МОЮ любимую женщину, и…
- И ты изнасиловал ее сам. – выплюнув это, мужчина замахнулся. Громкий удар вместе с испуганным криком девушки заполнил подвал. Соне показалось, что она теряет сознание. Пульс грохотал в ее голове, создавая такой шум, точно она стоит у водопада и не может рта раскрыть. А картина, развернувшаяся перед глазами, больно колола душу. Оказывается, и араб знал о том, что произошло между ними. Но это их дело! Почему кто-то посторонний имеет право рассуждать о том, что происходит между двумя любовниками в спальне? Это их ЛИЧНОЕ дело! – Достойный поступок достойного мужчины, - грозно говорил Амир, каждым словом словно забивая еще больше преград между ними.
- Это вас не касается, - вклинившись, четко проговорила Соня: - Это наше личное дело. Мое и отца моего будущего ребенка.
- Не лезь, женщина. – крикнул старик, и перейдя на арабский, что-то сказал своим людям.
Ворон рванул к Соне, становясь перед нею и прикрывая собой. Туз не стал больше ждать дальнейшего развития событий.
- Амир, - начал он спокойно: - Произошедшее с твоим сыном это трагическое течение обстоятельств. Тебе ли не знать, как порой жестока судьба, отбирающая наших любимых.
- Тузарус, я знаю тебя уже более двадцати лет и не убью сейчас именно поэтому. – уверенно произнес араб, - Забирай женщину и уходи. У тебя будет его наследник. Твой внук
- Но мне нужен мой сын – живой и невредимый. – уверенно продолжал мужчина, делая шаг на встречу арабу. – Прости и отпусти нас всех. Не бери грех на душу.
- Как и мне нужен мой сын, живой и невредимый. Можешь мне его вернуть, а Тузарус? – нехотя шептал араб, пытаясь держать эмоции под контролем. Единственная, одинокая мужская слеза блеснула на его смуглой, изборождённой морщинами скуле. Все присутствующие замерли. – Нет жалости. Ее нет. Осталась только щемящая боль там, где раньше пело и жило сердце. Но скоро и она умрет. И останется огромная, зияющая черная дыра. Пустота. Понимаешь?