Чем больше Соня слушала женщину, тем больше ее тянуло вновь вернуться к монастырю, к облюбованной вчера скамье, с видом на море. Права была Агафья, было в том месте нечто чарующее и умиротворяющее. Стоило последним, завершающим штрихам аккуратно лечь на бумагу, как Соня улыбнулась своей модели. Протягивая лист бумаги, тут же попросила:
- Вы позволите написать еще один ваш портрет? Хочу себе на память забрать.
- Что ты, милая? Конечно! – воскликнула женщина, разглядывая рисунок и не веря своим глазам. С листа обычной бумаги на нее смотрела она. Улыбающаяся, спокойная и..счастливая. Одинокая слеза блеснула в уголках глаз, но достав платочек, женщина ее тут же вытерла. – Спасибо тебе, Сонечка. Спасибо, дитя.
Прижав рисунок к груди, как самый ценный подарок, она поспешила обнять хрупкий стан девушки, и тут же спросила: - К морю пойдешь?
Чтобы переключить внимание с себя на нейтральную тему, она запричитала, какая чудесная погода, и для юной девушке, грехом будет сидеть дома, когда лучше бы отправиться на прогулку. Что, в принципе, девушка и сделала спустя час.
…
Майские празднования набирали оборот в культурной столице, но Соня не хотела ехать в центр города. Она побрела к морю. Шестнадцатая станция Большого фонтана встретила ее снующими туда-сюда одесситами и гостями столицы, но девушка их словно и не замечала. Она медленно брела по набережной, все дальше уходя от домика Агафьи.
В начале набережной, она заметила статуи львов, которые тут же поспешила зарисовать. Как и большой фонтан. Ничего особого или причудливого в них она не увидела, но как этюд к большой картине, которую уже запланировала – обязательно напишет. Количество людей увеличилось.
Несмотря на все еще прохладную пору, Соня сняла балетки и побрела к кромке воды. Нагретый песок то и дело ласково щекотал ножки художницы, поневоле заставая задумчивую улыбку блуждать на ее устах. Стоило прохладным волнам Черного моря коснуться ее ступней, как она радостно визгнула. Смеялась, плакала и бегала по мокрому песку, разнося пенные брызги вокруг. Волосы Соня распустила. Позволяя непокорным прядям завиваться от морского бриза, они еще и скрывали слезы на ее лице от посторонних. Точно шелковистый покров.
Ракушки то и дело попадавшие ей на глаза, уверенно собирались в небольшую сумку, которая все время болталась на хрупком плече. Бутылка воды, альбом с рисунками, тонкое полотенце и несколько карандашей были Сониными спутниками.
Уставшая от забав, она добрела до огромных валунов, создающих некое подобие уютного грота, и присела на них. Позволяя ласковым лучам солнца ласкать ее лицо и открытые участки нежной кожи, девушка достала бумагу и начала делать наброски. Сидела, молча смотрела на небо и волны, и рисовала. Душа ее само исцелялась.
Пускай она и не переставала думать о том, что произошло в Киеве. Раз за разом прокручивала в голове момент, когда все надломилось и раскололось, разделяя их с Вороном жизни на ДО и ПОСЛЕ.
Когда она молила о пощаде, а он убивал ее надежду, веру, мечты и любовь. Все живое, что билось в ней и клекотало. Ей так казалось тогда. Сильнее зажмурившись, Соня попыталась остановить тяжёлое дыхание. Будь что будет, но она не может сойти с ума от переполнявших ее чувств. Как жить дальше, Соня не знала.
После осуждения, пришло отчаяние. Глубокое, точно болото. Оно затягивало ее. На смену отчаянию, девушка попыталась оправдать мужчину, пусть и незаслуженно. Он ведь виноват. Или нет? Виновен, кричало ее униженное Я. Трепетное сердце, посылало чувственные импульсы пальцами, а те - рисовали очередной, уже новый потрет насильника. Рука ее взметнулась, в непреодолимом желание разорвать рисунок, но Соня замерла.
Делая глоток воды, внимание девушки привлек детский смех. Несколько детишек смеясь и веселясь, бегали за чайками неподалеку того места, где сидела она. Художница невольно начала набрасывать эскиз развернувшейся картины, и непроизвольно вздрогнула. В их последнюю встречу, Ворон не предохранялся, а девушка таблетки не принимала. Что если она беременна?