– Девки, да он с сада был ябеда и гад, – добавила Таська.
– У него бабка – дура. Вот и доводит его, – заступалась Оля.
– Да послать её надо было уже давно куда подальше, – встряла в разговор Люська.
– Ну как её пошлешь. Она же грымза, её все бояться, – Оля пыталась быть объективной.
– Олька права. Меня в саду лупили из-за неё. Родители всю ночь орали, когда бабка нажаловалась, помните, я вам как-то рассказывала, как я нашего красавца целовала? – сказала Таська.
– На костёр бы её, ведьму! – засмеялась Люська.
– На лопату и в печь. Зажарить до румяной корочки, – подхватила Валя.
Тамара Петровна закончила делать записи в журнале, проверила пачку тетрадей – Завилов не появился. Она встала из-за стола, переобулась, накинула пальто, приладила на голову берет и, выйдя из кабинета, закрыла дверь на ключ. Спустившись вниз, Тамара Петровна передала ключ от кабинета техничке – тёте Алле и предупредила:
– У меня в кабинете вещи Завилова. Ну, того, с обкомовским дедом. Если придёт, то дайте, пожалуйста, ключ. Пусть всё заберёт.
– Хорошо, Тамара Петровна, – ответила тётя Алла и, вешая ключ на стенд с номерами кабинетов, добавила. – До свидания.
– До свидания, Алла Владимировна.
Тамара Петровна вышла на крыльцо. «Да март, – подумала она, – хоть и холодный ветреный месяц, но всё же солнечный. Просто как у Пушкина «мороз и солнце».
А март навалился на неё сверху всей своей ослепительной благодатью, и она закрыла глаза, оттого что на несколько секунд потеряла зрение, и голова её закружилась. И пока она вот так стояла, ослеплённая солнцем и оглушённая тишиной школьного двора, бессовестный мартовский ветер прислонил свои холодные ладони к её лицу. И это была минута блаженного наслаждения. Всего несколько секунд – и зрение вернулось.
Тамара Петровна глубоко вздохнула и, пересекая двор, поспешила домой.
8
– Опять ты лежишь на полу! – Алевтина Семёновна вернулась с работы пораньше (пятница – короткий день) и собирала сумки для поездки на дачу.
Олег не шевельнулся.
– Я с тобой разговариваю! Ты что не слышишь?
– Слышу, – ответил он, не поднимаясь и удивляясь, что впервые не подчиняется её почти гневному требованию, что внутри такое безразличие и к тому, что происходит вокруг и уж тем более к тому, что она говорит.
– Встань немедленно, я с тобой говорю, – Алевтина Семеновна нависла над ним и снизу её фигура виделась поистине исполинской.
Олег подчинился. Бабушка продолжила:
– Я тебе удивляюсь, ты тут лежишь, сибаритствуешь, а что завтра в школу уже не надо идти? Разве уроки не задали? Почему ты вместо домашних занятий бездельничаешь?
Олег пошел к себе в комнату и сел за письменный стол. Бабушка громыхала чем-то на кухне. Судя по звукам, выносила собранные сумки в коридор.
Зазвенел телефон.
– Да. Поняла. Хорошо, через сорок минут я буду готова, заезжай, – ответила она.
Дверь в комнату Олега отворилась, Алевтина Семёновна замерла в проёме и спросила:
– Почему сидим? У тебя экзамены на носу. Ты что, решил их завалить? Опозорить нас на весь город, чтобы мне и деду перемыли все косточки? Где дневник? – она шагнула к столу.
– У меня портфеля нет, – сквозь зубы процедил Олежка.
– Как это нет?
– Вот так. В школе остался.
– Что значит «в школе остался»?
– То и значит.
– У тебя там что? Тройка? – гремела Алевтина Семёновна, подойдя и схватив Олега за лицо своими длинными сухими и цепкими пальцами. Схватив его за подбородок, она буквально одной рукой подняла его со стула. – Смотри на меня! В глаза смотри! Там что? В дневнике!
– Ничего, – Олег вырвался и отступил к двери.
– А ну, марш немедленно в школу за портфелем, а то дед звонил, скоро будет, а тут ты ещё! Быстро!
Олег обулся, спотыкаясь на стоящих в коридоре сумках, напялил шапку, натянул куртку и выскочил из квартиры.
Он бежал по подъезду через ступеньку, затем по улице, разбивая остатки снежной слякоти и громыхая по уже появившемуся асфальту, ворвался в школу и, подскочив к тёте Алле, задыхаясь, спросил:
– Можно ключ от 32 кабинета? Я там портфель забыл.
– Сейчас, милок, – поднялась техничка и подала ему ключ.
– Спасибо, – Олег кинулся к лестнице.
– Пожалуйста. Да, ты не беги, не беги, а то вон весь запыхался! – крикнула тётя Алла ему вслед.
Олег распахнул дверь кабинета математики, спокойно вошел, пройдя вдоль среднего ряда парт, сел на своё место.
Его вещи были уже уложены, сумка висела на крючке. Это Оля. Он сразу понял. Больше некому.
Он положил руки на стол и упал на них лбом. Хотелось заплакать, но не плакалось. Эти подлые слёзы выступали всегда, когда ненужно, а вот сейчас, когда они жизненно необходимы, когда нужен их облегчающий эффект, их не было. Ирония? Закономерность?