Каждого человека в какой-то мере интересует данный аспект, особенно неискушённую в вопросах любви молодёжь. Гендос это хорошо чувствовал и использовал во взаимоотношениях. Причём делал это как-то душевно и опять же наивно. Например, девушке, только что очарованной его внешностью и песенкой «девять граммов в сердце – постой, погоди, – не везёт мне в смерти – повезёт в любви», он обычно говорил: «Знаешь, у меня есть интересные фотографии, – при этом непременно добавлял, что они из какого – нибудь зарубежного журнала, – я бы показал их тебе, но они «матершинные». И это робкое и детское слово «матершинные» оказывало своё непременное воздействие.
«Я, конечно, покажу их тебе, – продолжал он, – только ты просмотри их тайком, незаметно, чтобы не застал тебя за этим занятием вон тот товарищ» и Гендос указывал на кого-нибудь из присутствующих, придавая, интимность разговору. После просмотра молодое воображение возбуждалось, а душевная наивность Гендоса подталкивала на взаимность…
Сейчас он дефилирует вокруг костра с биноклем на шее, то и дело вскидывая его, в надежде засечь на берегу моря какую-нибудь очередную земную русалку. Затем уходит в вагончик и через некоторое время появляется с гитарой. Перебирает струны, настраивая гитару и мурлыча напевы, а затем поёт с цыганским надрывом:
Ах, ночка черноглазая,
Ах, звёзды-фонари,
Не бродил ни разу я
С любимой до зари.
Но от безумных ласк моих
И полных грёз речей,
До зари прекрасная
Не сомкнёт очей.
Н.Г. Болгов
…Так как брага была на исходе, а новая (в 36-ти литровой фляге) ещё не созрела, за вином на разъезд вызвался ехать с шофёром Гендос. А в это время за походным столиком колдовал Николай Георгиевич. Он нарезал маленькими квадратиками хлеб и делал «ювелирные» бутербродики с маслом и сыром: для закуси – само то. Рядом на костерке булькала уха, тройная, из разного ассортимента рыб.
Николай Георгиевич Болгов человек среднего роста, коренаст. Одет в энцефалитку, на голове – шляпа с накомарником, закинутым наверх. Обычно, когда палит солнце, в маршруте каждый одевается полегче, а новички, пытаясь ещё и загореть, едут к месту работы по пояс обнажёнными. Болгов на голое тело надевает энцефалитку, казалось бы и так жарко, а он утепляется. Но, как выяснилось, эффект отнюдь обратный. Под курткой тело всегда холодное, хотя слегка и увлажнённое. Своеобразный нательный кондиционер.
До появления в партии Николая Георгиевича в поле мы ездили на грузовиках с открытым кузовом. Уазик, отделанный по его замыслу, превратился в комфортабельное средство передвижения. Задняя дверца задвигалась (штырь в паз) и в переднее окно ветер не дул, создавалась воздушная подушка, хотя свежий воздух был гарантирован. Кузов был отделан фанерой и стальным листом, а сверху покрыт брезентом. Можно было стоять в полный рост, а если расстелить матрасы и спальные мешки, ехать и ночевать можно было с комфортом. И солнце, и дождь теперь были неопасны.
Сын профессора, преподававшего в Горном институте петрографию, Николай тоже учился там, правда, до второго курса. Потом почему-то перевёлся во Всесоюзный заочный политехнический институт в Москву и окончил его заочно за десять долгих лет. Всё время работал в золоторуднной экспедиции, начиная с коллектора. В Гидрогеохимическую партию пришёл уже старшим геологом. Карты, которые он составлял со свойственной ему аккуратностью, выглядели классно и изысканно, они были безупречны и красивы.
Говорят, что собака и её хозяин становятся похожи друг на друга. Но любитель птиц, Николай Георгиевич был схож (в профиль) с Сорокопутом. Птица по оперению и размерам схожа с воробьём. Но это для других. Болгов же все тонкости характера и повадки этой птички хорошо знал, внимательно наблюдал и ухаживал за ней. В квартире у него Сорокопут чувствовал себя вольготно…
А как он ловил рыбу?! Как тянул, сидя на резиновой лодке, сазана?! Нежно, не спеша, водил его из стороны в сторону: восторг был на его лице – улыбка и сияние глаз.
И рыба его чувствовала и тянулась к нему. Он всегда щедро её подкармливал. А как готовил снаряжение?! Какие красивые, с любовью отшлифованные были у него поплавки?.. Все принадлежности были аккуратно уложены в специальном ящике.
Как-то рыбачили на северном берегу реки Или у Чулакских гор. Расположились на определенном расстоянии друг от друга, чтоб не мешать. Закинули удочки, и… рыбка пошла только к нему – Болгову. Шофер Боря не выдержал: «Георгич, говорит, продай мне своё место за бутылку водки, у меня совсем не клюёт. Сижу без толку, а ты вон как мечешь». Долго канючил, и Георгиевич уступил. Поменялись местами. Но результат оказался тот же. Шофёр проспорил бутылку.