…Выехав за посёлок, где-то у реки на безлюдье, мы остановились, чтобы освободить кузов от соломы и оставшегося «обёрточного материала». Тут мои начальники (Н. Н. и Виктор) и мой друг Валера вновь начали зажимать носы, плеваться и разбегаться в стороны. Тут уже меня прорвало: «Как вам не стыдно! – орал я. – Это же наш товарищ, который с нами за одним столом хлеб-соль ел, жил и работал с нами. И может даже, по нашей вине погиб. Мы не уберегли его, да и не берегли вовсе!»,– а дальше шёл мой беспредельный мат. Начальство безмолвствовало.
Опять же с Евгением Сергеевичем очистили мы злосчастный кузов, обдали водой и, наконец, поехали в сторону Алма-Аты.
С Валеркой мы добирались до дома молча, отношения были натянуты. Но как только узнали, что у меня 12 июля родилась дочь – неприязнь отодвинулась на задний план. Заботы поглотили нас.
…Похороны журналиста прошли без моего участия. Представлял нашу партию на них Евгений Сергеевич. Мать Володи чуть с ума не сошла. Она жила в Алма-Ате по соседству с Н. Н. и по её просьбе он взял на работу её сына. Она так обиделась на него за то, что не уберёг сына, что даже вскоре продала дом и уехала в другое место, чтобы только не встречаться с Н. Н. даже случайно.
Николая Николаевича после расследования несчастного случая освободили от занимаемой должности и перевели в тематическую партию, понизив до ст. гидрогеолога.
Виктора на три месяца по законодательству перевели в рядовые инженеры. Работы на том участке временно свернули.
Валерку, моего друга – художника передали в Алма-Атинскую экспедицию к друзьям – гидрогеологам. Дорабатывал этот сезон он в горах Заилийского Алатау, обутый в трикони и верхом на коне. Там проводились инженерно-геологические работы по изучению селей. Потом он вернулся в Ярославль на учёбу в художественное училище. А на следующий год снова, но уже с напарником, тоже художником, приехал к нам, в нашу партию. Жизнь продолжалась.
Володя Попазов погиб в возрасте 28 лет. Раньше, до работы в редакции районной газеты, на лето он выезжал на Памир, работал там, по его рассказам, в какой-то лаборатории. Это был человек красивой внешности.
Так неожиданно и нелепо закончилась жизнь молодого мужчины, с которым встретиться и общаться мне довелось.
Апрель 1966 г.
Прошёл год, и мы снова едем на Каратал. На этот раз нас едет три человека: старший гидрогеолог Виктор, шофёр Василий Иванович, тёзка Сташкова (дядя лет 50) и я – теперь уже старший техник – гидрогеолог. Хотя кабина свободна, ни Виктор, ни я не занимаем её, мы: то валяемся в кузове на спальных мешках, расстеленных вдоль него, то просто взираем по сторонам и любуемся бурыми гранитными скалами перевала Архарлы. Эта дорога нам хорошо знакома. Проезжая через перевал, я всегда смотрю на «шапку-гору», что находится по левую сторону дороги. Эта гора мне представляется готовым пьедесталом, на который когда-нибудь люди вознесут вдохновенного исследователя Казахстана, космонавта или шофёра, или чабана, в общем – непоседу, мечтателя, олицетворяющего дух грядущего времени. Каждый раз я возношу на пьедестал одного из этих героев.
…Но «шапка – гора» остаётся позади, и мы уже вырываемся из каменных ворот перевала. В последний раз я оглядываюсь назад и прощаюсь, прощаюсь ли? – Нет, я впервые после длинных конторских камеральных дней, здороваюсь с обелиском, который возвышается на утёсе при выезде с Архарлов. Ходит легенда, что барельеф этот установлен братом одного из пострадавших при столкновении автомашины с тягачом. Говорят, при катастрофе погибли все. Изображение на барельефе не имеет, однако, ничего общего с легендой. И, тем не менее, мне взгрустнулось. Я вспоминаю уже наше горе, которое произошло в отряде в прошлом сезоне. Мы давно уже оставили позади Талды – Курган, Уштобе и едем по песчаной степи, а я все перебираю в памяти эпизоды этой трагической и нелепой смерти. По сей день смерть Володи Попазова мне кажется до слёз глупой. Может быть, я думаю об этом потому лишь, что это был первый человек, которого я хорошо знал, с кем жил в палатке, работал плечом к плечу, и которому суждено было погибнуть почти на моих руках. Он не был моим другом, он скорее был моим коллегой и по работе, и по учёбе. С той лишь разницей, что я давно уже работал в геологии и только что поступил в КазГу на филфак, а он недавно попал к нам в партию, но лет пять уже числился в университете на том же факультете. И тем не менее сожаление о его преждевременной смерти не оставляло меня ни на миг, хотя прошёл вот уже целый год. Это был, выражаясь языком предков, порядочный повеса, весельчак и красавец – отец его был болгарин, мать не то русская, не то украинка. Он поступил к нам в надежде познать труд геологов. Но не успел даже познакомиться с бытом геологов. 0т избытка веселья он и погиб: его нашли на берегу Каратала, только голова и руки его были в воде. Я подъехал, когда уже ни искусственное дыхание, ни массаж в области сердца, который делала ему медсестра, не смогли спасти его.