— Так. — Приняв решение, перестал стучать он пальцами по подлокотнику кресла, на котором сидел, и, посмотрев на стоявшего напротив тысяцкого Броню, приказал. — Собирайся, в Пинск поедешь, где по нашим данным Святополк дружину собирает.
— Так ведь и мы еще не всех собрали. — Изумленно возразил князю тысяцкий.
— С дружиной тут и без тебя разберутся. — Хмуро посмотрел на Броню Владимир. — Ты не воевать едешь, а сына моего Святополка, в гости на переговоры звать. Так что, крутись, как хочешь, что угодно обещай, но он должен ко мне в Киев прийти, и желательно без своей дружины. Коль все уяснил, то ступай и с отъездом не мешкай, ныне каждый час дорог.
Тысяцкий, тяжело вздохнув, развернулся кругом, и слегка сгорбившись, молча вышел из княжеских покоев. Время, когда можно было не только спорить, но и смело возражать князю, как-то незаметно прошло. Княжеская власть все более укреплялась, поплевывая сверху на прошлые свободы, да вольности. Поэтому, выругавшись про себя, и послав всех, и вся, ко всем известным нечистым силам, тысяцкий, выйдя из терема, сел на коня, и отправился выполнять приказ. История умалчивает, как он выкручивался из щекотливой ситуации, но факт остается фактом. Святополк, вместе со своей женой, и ее духовником Рейнберном, прибыли в Киев на переговоры. Но, как и раньше, Владимиру не давались семейные разговоры. Хотя тут прослеживался некий прогресс. Если брата он просто приказал прирезать, даже словом не обмолвившись, то сына, все же для начала просто посадил с женой в темницу. Кому не повезло, так это духовнику. Бедолага вдруг резко разболелся, посинел лицом, да высунув язык, скоропостижно помер, от неизвестной болезни. Видать воздух Киевский, ему противопоказан был, но кто же о таком, в те темные времена подумать мог, да и моду на семейных врачей, которые бы все толком объяснили, тогда еще не завели. К слову сказать, епископ Анастас, тоже почувствовал резкое недомогание и решил в спешном порядке, здоровье свое на морском курорте поправить. Правда, поправил или нет, неведомо. Из Киева он отбыл, да только после этого, как в воду канул, и более никто его не видел. Владимир, удовлетворенный таким удачным стечением обстоятельств, судьбу сына с невесткой решать не спешил. Можно сказать, как в воду глядел. Потому как Болеслав, прозванный Храбрым, даже при одном упоминании, что дочь, и любимый зять в тюрьме срок мотают, осатанел, а чтобы было, если бы не дай бог и они вдруг внезапно заболели, даже подумать страшно. Короче, Польский князь договорился с Германским императором Генрихом 2, с которым воевал, о встрече. На этой встрече, ссылаясь на семейные обстоятельства, предложил заключить временное перемирие.
— Да ради бога. — Согласился Генрих. — И можешь спокойно решать свои семейные проблемы, и ни о чем не волноваться, мы же все-таки цивилизованные люди, а не варвары какие. Наша с тобой война все равно от нас никуда не денется.
Ободренный пониманием императора, Болеслав, собрав свои войска, двинул их в поход на Киев. Вызволять из полона дочку с зятем. Узнав о таком повороте событий, Владимир не убоялся угрозы, и тут же разослал гонцов к сыновьям, чтобы значит, те не мешкая, со своими дружинами шли к нему на помощь. Но тут вышел небольшой облом. На просьбу отца, сыновья отреагировали вяло, а честно говоря, просто проигнорировали. По этой причине, Владимир одно время, даже крепко задумался о том, что видно мало порол их розгами в детстве, чтобы приучить к послушанию папеньке. Правда, долго горевать об упущенном воспитании, было некогда, потому как обстановка ужасающе быстро накалялась, по мере приближения Болеслава, грозя ему большими неприятностями. Требовалось принимать срочные меры, по урегулированию неприятного вопроса, но как назло, в голову ничего путного не приходило. Так что, пока Владимир напрягал свои мозги, Болеслав беспрепятственно подошел к Киевским воротам, в кои уверенно постучал своей латной рукавицей. Делать нечего, и открыв городские ворота, широко разведя руки в стороны, Владимир вышел на встречу Болеславу.
— Сколько лет, сколько зим. Наконец-то дорогой родственник, ты нашел время к нам в гости заглянуть.
— Ты зачем мою дочь в темнице держишь? — Не отвечая на приветствие, сразу же наехал Болеслав.
— Да кто тебе такое сказал? — Выпучил на него свои глаза Владимир. — Как ты мог такое помыслить? Неужто я похож на такого злыдня, что любимого старшего сына вместе с женой, в темницу упрячет? Вот от кого от кого, а от тебя я такого не ожидал. — Сокрушенно покачал он головой.
— Так это. Я, конечно, тем слухам не поверил. — Смутился Польский князь. — Но сам понимаешь, отцовское сердце не на месте. Решил во всем сам убедиться.