— Это правильное решение. — Кивнул головой Владимир. — А заодно погостишь у меня, от дел государственных отдохнешь, так сказать душой развеешься. — Ласково улыбнулся он Болеславу. — Ну что же мы с тобой тут на пороге топчемся? Милости прошу в дом, гость мой дорогой. — Посторонился Владимир, пропуская перед собой Польского князя.
В княжьем тереме, за накрытым столом, их уже поджидали Святополк с женой, Предслава да Доброгнева, дочери Владимира от Рогнеды, и естественно ближние бояре, куда же без них, без нахлебников.
— Чего-то доча моя, с лица бледновата. — Окинув взглядом свою дочь, повернулся Болеслав к Владимиру.
— Да ты что. — Замахал руками Владимир. — В самый раз, не сумлевайся. Загорелыми ноне, только простолюдинки ходють. А истинная голубая кровь, должна бледностью кожи всех поражать.
— Совсем я у себя на войне от модных веяний отстал. — Обескураженно потеребил свой ус Болеслав. — Надо бы почаще к тебе в гости захаживать, чтобы значить, совсем на своих войнах не одичать.
— Да пока не забыл. — Засуетился Владимир. — Я тебе тут шлем в подарок приказал сработать. Хороший такой, с мягкой подкладкой, что даже ежели кто по кумполу мечом засветит, то и не почувствуешь. При твоем-то образе жизни, такой подарок в самый раз, а то ведь, когда по голове бьють, мозг шибко сотрясается, отчего можно полоумным заделаться, а в нашем княжьем деле полоумным, ну никак нельзя быть.
— Да ладно тебе. — Отодвинул подарок в сторону Болеслав. — За заботу конечно спасибо, только не нужон он мне. Я как-никак, не зря Храбрым прозываюсь. Потому без этих шеломов в бой хожу, а вражьи мечи, моей голове не страшны. Потому как у меня лобовая кость 30 сантиметров. Сколько хошь лупи, до мозга не достанешь. Так что, никакое сотрясение меня не страшит.
— Везет же некоторым. — Завистливо посмотрел на Польского князя Владимир.
— Батюшка нас под запором держали. — Вдруг начала жаловаться на свою судьбу дочка Болеслава. — Духовника моего, Рейнберна со свету извели.
— Так уж и под запором. — Как ни в чем не бывало, отпивая квас, из своего кубка, буркнул Владимир. — Это все для их же пользы. — Поставив кубок на стол, смело посмотрел он, в налившееся кровью лицо Болеслава. — Не знаю как у вас на западе, а у нас, только того во власти уважают, кто в тюрьме, так сказать, за народ маялся, или как минимум в эмигрантах по этому поводу обитался. Это, прежде всего авторитет, а во вторых, школа жизни, без знания которой, управлять такой страной тяжко. Народ у нас своенравный. Я же для них старался, потому как Святополк в семье старший, а мне уж и помирать скоро. — По щеке Владимира скатилась скупая мужская слеза. — А Рейнберна никто не изводил. Сам виноват, что грибочков непроверенных отведал.
От таких слов, вся краска, с лица Польского князя спала, а от избытка чувств, он приобнял Владимира за плечи.
— Да рано тебе о смерти-то думать, поживем еще. — Встряхнул он его, и на всякий случай отодвинул от себя блюдо с маринованными маслятами. После чего, подняли не единожды кубки с хмельным медом за здравие, да за долгие лета жизни. Ну и как водится, слегка захмелев, разговор перешел на женщин. Вот тут Болеслав и обратил внимание, на тихо сидевшую за столом Предславу.
— Владимир, а что если я к твоей дочке посватаюсь? Как, отдашь мне ее в жены?
— Посвататься, конечно, можешь. — Кивнул головой Владимир. — Только она шибко самостоятельная, и сама решает, выходить ей замуж, или нет. Я же только, свое отеческое благословение дать могу.
Предслава, слышавшая весь разговор, гордо вскинула голову.
— Не обижайся князь, но стар ты уже для меня.
— Так ведь старый конь, борозды не портит. — Приосанился Болеслав, разглаживая свои пышные усы.
— Так потому и не портит. — Ответила глядя ему прямо в глаза Предслава. — Что по старости, по той борозде пройти не может.
После такой отповеди, пир сам собой, как-то очень быстро закончился. Болеслав сократил время пребывания в гостях у Владимира, стараясь избегать встреч с Предславой. Оформили по быстрому все бумаги, как положено, на регентство Святополка при престарелом родителе, и Польский князь тут же отправился восвояси, продолжать свою неоконченную войну с Германским императором.
6
Афоризм — такая странная вещь:
Вот вроде бы есть, и сразу же нет…
В отличие от Андрея, Глафира с искренним интересом наблюдала за перевоплощением Одина. Только что перед ними стоял, как бы обычный, ничем не выделяющийся от других человек, в простом одеянии, в видавшем виды плаще, и нелепой широкополой шляпе. Но стоило моргнуть глазами, и через мгновение, он непонятным образом преобразился в грозного бога, в блестящей броне, и с огромным пылающим копьем в руке. Незаметно все в его облике изменилось, а исходящая от Одина волна силы и власти, подействовала даже, на вроде много уже чего повидавшую Глафиру так, что она только огромным усилием воли не распростерлась перед ним ниц. От их скалы к войскам людей и великанов пролегла радужная дорога, по которой к ним вниз, не спеша, полный божественного достоинства, спускался на своем восьминогом жеребце их небесный покровитель.