– Ложись, – сказал мужичок и пригнул Михеева к земле, как можно дальше отодвинув его от гудящих рельсов. Тот вскрикнул от боли в лодыжке, но лёг.
Мягкое, тёплое чёрное накрыло всё его тело, и он ещё мог вдохнуть и почувствовать запах сырого, пропитанного собственным потом, грубого сукна. Но вдруг он задёргался под шинелью, и хотел, было, освободиться, но мужичок навалился на Михеева всем телом и вмял его в сырой, смешанный со щебнем, песок.
Григорьев уже отскочил от поезда и мчался обратно – по другой стороне железнодорожного полотна. Он увидел на месте Михеева серый холмик, выраставший из чего-то чёрного смятого и бугристого, которое перевешивалось через рельс. Поезд приблизился, «сожрав» последние метры холодного железа, и сгладил своей многотонной тяжестью то бугристое и чёрное.
Ни крика, ни единого звука не услышал Григорьев – он оглох от нескончаемых гудков поезда. Он ничего не видел – поезд отделял его от Михеева, прижатого к земле жёсткими мужскими руками…
Мелькнул последний вагон. Григорьев смотрел на ту сторону железнодорожного полотна и видел трепыхающийся «холмик», едва сдерживаемый мужичком. Возле «холмика» разлилось много красного и тёплого, а ноябрьский холод вырывал остатки тепла из этой пугающей красноты, впитавшейся в песок, и превращал их в пар.
«Холмик» потихоньку «затихал», а, сидящий рядом мужичок слегка похлопывал по нему жёсткой, вымазанной в грязи, рукой и приговаривал:
– Ничего, сынок, ничего: уже всё, всё уже.
Москва. 2007 год.
В оформлении обложки использована иллюстрация Train пользователя VanVangelis с сайта https://pixabay.com/ru/photos/поезд-железнодорожных-3314872/ (PixabayLicense. Бесплатно для коммерческого использования. Указание авторства не требуется)