Отчего наши просторы не так притягательны для пришельцев из потустороннего мира? Видимо, все дело тут в насыщенности мистического пространства другими существами, как то: лешими, кикиморами, домовыми, русалками, чертями, ведьмами и прочее.
Самым сложным и неразрешимым на данный момент остается вопрос о сущности данного явления. Являются ли они подлинными пришельцами из потустороннего мира? Слугами добра или зла? В какой степени живые люди могут пытаться вступить в контакт с призраками?
И может ли и живой человек последовать в их мир для познания мироздания? На эти вопросы пока нет ответов.
…Посетив нового знакомого через неделю, Сердюков попытался приблизиться к пониманию сущности загадочного явления.
– Надо признать, предмет ваших исследований заинтересовал меня чрезвычайно, хотя я очень далек от мира мистики.
Убийцы, насильники, воры и мошенники – тут все очень приземленно. Хотя тайн тоже предостаточно. Вот и в данном деле я скорее склонен видеть некую мистификацию, страшный розыгрыш. Правда, не исключается и нечто другое. Поэтому я и решился попросить вас о помощи, как раз на тот случай, если это выходит за рамки материального и рассудочного восприятия жизни.
– Понимаю, понимаю вас, господин следователь, и помогу вам с большой охотой, – живо отозвался Сухневич. – Тем более что у меня имеются особые для этого причины.
– Причины? – удивился Сердюков.
– Видите ли, – засмущался собеседник, – вам это покажется чрезвычайно странным, но за все годы, которые я посвятил изучению призраков, – он замялся и покраснел, – собственными глазами я не видел ни одного! Нет, то есть, конечно, я наблюдал разные косвенные признаки их присутствия, особенно на спиритических сеансах, но так, чтобы в чистом, как говорится, виде.,.
– Да… – разочарованно протянул Сердюков.
– Увы! Вы же теперь знаете, что они предпочитают старинные дома, а то и королевские замки. А ведь это, выражаясь юридическим языком, частная собственность. Не всякого пустят. Да и не каждый день они появляются. Удавалось мне ночевать в нескольких местах, где они показывались, но удача обошла меня стороной!
Поэтому, если вы позволите мне помочь вам в этом деле, быть может, и мне повезет, я, наконец, узрю объект своих изысканий. И чем черт не шутит, может, разгадаю его природу!
От этих перспектив Сухневич необычайно воодушевился. Сердюков же проклинал себя за легкомыслие.
Глава 15
После пышных и трогательных похорон несравненная Тамара Горская упокоилась на кладбище Новодевичьего монастыря, что на Забалканском проспекте. Оля поначалу приходила па могилу каждую неделю, чаще всего с осиротевшими детьми, а то и вовсе одна. Потихоньку боль потери стала стихать, но не отступала. Оля дивилась сама себе, ведь утрата родной и любимой матери не так опустошила ее, как смерть Горской. Жизнь продолжалась, но стала какой-то блеклой, неинтересной. Девушка всерьез задумывалась о каком-либо занятии для себя и все более склонялась к мысли выучиться на фельдшерицу и помогать отцу. Доктор Миронов после смерти своей знаменитой пациентки тоже долго не мог прийти в себя, хотя весь его опыт подсказывал, что в данном случае медицина была абсолютна бессильна. Он по-прежнему лечил детей, но они подрастали, и визиты доктора становились все реже. Реже бывала в дорогой ей квартире и Оля. Иногда она, как и раньше, прогуливалась с Верой, но та после смерти матери стала совсем непереносима. В доме теперь правила мисс Томпсон, что, похоже, совсем не радовало гувернантку.
– Теперь ошьень плохо в дом, мисс, ошьень холодно. Нет мадам, нет лубов! – вздыхая, сетовала она при встрече с Мироновой.
Как-то в конце лета Оля снова навестила могилу Горской, на сей раз одна.
В тот день Вениамин Александрович тоже отправился на кладбище, потому как не посещал усопшую жену неприлично долго.
У могилы он увидел маленькую фигурку и рассердился, но, приблизившись, облегченно вздохнул:
– Это вы, Оленька? Слава Богу, а я подумал снова посторонние! Неприятно, знаете ли, горевать на людях, точно на сценических подмостках играешь роль безутешного мужа! – Он поклонился и поцеловал ей руку.
Девушка поспешно поднялась со скамейки.
– Конечно, Вениамин Александрович, я понимаю вас! – И она заторопилась уходить.
– Оля, не спешите. К вам мои слова не относятся! Вы же не посторонний нашей семье человек.
– Нет-нет, мне неловко вам мешать!
– Тогда подождите меня за оградой.
У меня экипаж, я отвезу вас домой, – предложил Извеков.
Оля согласно кивнула и медленно двинулась по дорожке. Ей очень хотелось оглянуться. Стоит ли он на коленях, плачет, поправляет цветы? Тогда, на похоронах, он был явно не в себе. Не мог говорить у могилы, суетился во время похорон, раздражался на детей, плакал.
Словом, не походил сам на себя. Это и понятно, такая потеря! Оля приостановилась, но устыдилась и быстро двинулась прочь с кладбища.
Извеков пришел через полчаса, и они тронулись домой.
– Вы теперь совсем перестали бывать у нас, – грустно заметил Вениамин Александрович.
Оля не нашлась, что ответить, и только вздохнула.
– Нет уж, милая, вы не вздыхайте, а вот сейчас и пойдемте!
– Прямо сейчас? – изумилась Оля.
– Да, именно сейчас! Я настаиваю!
– Но…
– Никаких «но»! – сердито прокричал Извеков и совсем другим тоном добавил:
– Вы были дружны с Тамарой, а мне так дорого все, что с ней связано!
Экипаж приблизился к дому, Извеков подал девушке руку. Положив свою ладошку в его раскрытую ладонь, она почувствовала его теплоту, пульсацию крови и вздрогнула. По ее представлениям, рука безутешного вдовца должна была источать могильный холод. Поднялись в квартиру.
Электрический звонок разнесся по безлюдным комнатам.
– Как, никого нет?! – в смятении воскликнула девушка. – А где же дети, где мисс Томпсон?
– Право, вы не поверите, но я ей-богу не знаю! – обескураженно пожал плечами хозяин дома. – Впрочем, это теперь частенько происходит. Да вы не стесняйтесь, не стойте на пороге, проходите и располагайтесь, где вам захочется!
Вениамин Александрович взял Олю под локоток и подвел к креслу в гостиной. Заходящее вечернее солнце последними длинными лучами шарило по паркету, словно ища что-то.
– Непонятна мне ваша робость, Ольга Николаевна! Ну что с того, что мы одни?
Дети, вероятно, скоро придут!
– Кажется, доселе такого не случалось, – продолжая испытывать неловкость, пробормотала девушка. – Впрочем, а что вы имели в виду, говоря, что это теперь часто с вами происходит? – спросила она, чтобы переменить тему беседы.
– А… – печально протянул Вениамин Александрович. – Это, знаете ли, неудобно и объяснять. Раньше, при жизни Тамарочки, я и не ведал, что творится за дверьми моего кабинета. Дети росли, как мне казалось, сами по себе, само по себе велось хозяйство, прислуга выполняла свои обязанности вроде бы как без особого надзору.
Словом, я был избавлен ровным счетом от всех суетных забот. Милая, дорогая жена так старалась уберечь мою жизнь от приземленного бытия, чтобы я мог свободно парить в небесных высях! А нынче что делается? Чуть свет – под дверьми крик, мальчики дерутся, разнимай, выясняй. Одному подзатыльник, другого в угол, оба в слезах, да и я тоже! Вера меня мучает, все требует внимания, придет в кабинет и сидит, или плакать без причины начнет, или нарядов вдруг несусветных требовать. Тут как-то мисс Томпсон, пунцовая вся, докладывает, что дочь моя теперь не ребенок, ей полагается иное бетье, надобно заказывать лифы, корсеты, панталоны и прочее. Я ей, мол, возьмите, сколько надобно, денег и закажите все, что считаете необходимым. Что я смыслю в подобных деликатных материях? Она же мне отвечает, если бы у девочки была мать, то непременно поехала бы вместе выбирать да примерять, это же целое событие, покупка нового белья и гардероба! Отец же, то есть я, мало уделяет дочери внимания. Она тоскует, дуется, капризничает. Пришлось убивать время, сопровождать их обеих по лавкам и магазинам. Но, к сожалению, гувернантка наша права, и для Веры это оказался настоящий праздник! Она давно не выглядела такой веселой!.. Теперь приходится вникать в каждую мелочь, в каждый пустяк! Считать каждую копейку, иначе оберут до нитки!