– Ты что, плачешь? – удивился муж. – Тебе больно? Я за отцом твоим послал, скоро будет!
– Мне больно, но не там. – Ольга сложила руки на животе. – У меня душа болит. Отчего вы все время сравниваете меня с Горской? Это невыносимо! Я не хочу и не могу стать такой, как она!
Она расплакалась еще сильней.
– Я знаю, в такое время нервы совсем расшатаны! Прости, я не хотел обидеть тебя! Прости меня, болвана эдакого!
Извеков нежно поцеловал жену, и в его словах слышалось столько искреннего раскаяния, что Оля, всхлипнув, ответила на его поцелуй.
Однако тень покойной по-прежнему витала над ней. Ольга Николаевна совершала не очень приятные для себя открытия. Оказалось, что приятельницы Горской, Горской и Извекова, самого Извекова намерены посещать знакомый им дом как и раньше, несмотря на перемену хозяйки. Своих гимназических подруг она растеряла, не посмела ввести их в свою новую жизнь, а иных не завела. Уж больно неискренними, лицемерными и завистливыми казались ей гости, а чаще всего являлись дамы – поэтессы, художницы, музыкантши – и, располагаясь в гостиной с чашкой дымящегося кофе и папиросой, с удовольствием рассказывали хозяйке последние сплетни. Не за-. бывая при этом пересказать и все те гадости, и досужие измышления, которые говорили за глаза о самой молодой Извековой.
«Нет, вы только послушайте, милая, что говорила эта злоязыкая В-цкая! Извеков, мол, так утомился от популярности своей первой жены, которая затмила его собственную, что на сей раз решил взять невзрачную серую мышь. Она будет растить его несносных избалованных детей, смотреть ему в рот и слушать его божественные откровения! Ну каково!»
После подобных откровений Оле хотелось выть от унижения и досады. Она была бы и рада не пускать «доброжелателей» на порог, да нельзя, еще хуже судачить. станут. И Вениамин Александрович окажется недоволен.
Извекову и впрямь было неприятно осознавать, что его вторая жена явно не произвела в свете должного впечатления.
Впрочем, он и предполагал нечто подобное.
Ведь трудно кому-либо соперничать с неземной красотой покойной Тамары, В первые дни после венчания дверь их квартиры не закрывалась. Горничная не успевала принимать зонты, пальто и шляпы. Приходили новые визитеры поздравить и поближе рассмотреть новобрачную.
«Мила, очень мила, но куда ей до царицы Тамары»!" – читалось во взглядах.
Ко всему прочему, портрет прежней хозяйки все еще висел на видном месте…
В начале лета вышел новый роман Извекова. По этому случаю предполагался большой прием. Оле предстояло тяжелое испытание.
– Они съедят меня своими взглядами! Замучают подковырками! – жаловалась молодая женщина отцу. – Я изнемогаю от постоянного сравнения с Горской!
Я уже ненавижу ее!
Николай Алексеевич и без того пребывал в большой тревоге за дочь. Не нравилось ему отношение зятя к своей жене. Не было тут доброй жалости, не унижающей, а согревающей и успокаивающей. А ведь именно в этом Оля сейчас особенно нуждалась. Миронову казалось, что его дочь живет в семье мужа, как солдат на передовой. Всегда начеку, всегда готова к неприятностям.
– Ничего, ничего, Олюшка! – пытался доктор утешить дочь. – Пустое это все, никчемное! Не думай ты о глупостях, о себе думай, о ребенке, не изводи себя по мелочам!
Но ведь из мелочей-то и состоит жизнь!
Они как заноза: маленькая, а болит сильно и жить не дает!
Оля накануне праздника так переживала, что с ней чуть горячка не случилась.
Она тщательно продумала наряд, скрывавший оплывшую фигуру, долго сидела перед зеркалом, колдуя с пудрой, румянами, помадой. Приглашенный парикмахер соорудил на ее головке нимб из воздушных светлых волос. Глядя на отражение в зеркале, Оля даже осталась довольна собой.
Не каждая женщина в ее положении выглядит столь привлекательно. Но внешность – это еще полдела. Гости должны быть довольны угощением, обслугой, светскими беседами. «Что ж, – сказала она сама себе, – я докажу вам всем, в том числе и тебе, милый мой Вениамин, что я не серая мышь!»
И ей удалось! Надо было только преодолеть внутреннюю робость, некий барьер. Оказалось, что новая Извекова вовсе не глупа, только чуть стеснительна. Неплохая хозяйка, еще неопытная, но все придет со временем. Да, она из другого мира, она ходит по земле, а не витает в заоблачных творческих высях, как ее супруг. Что ж, это хорошо, кто-то должен твердо стоять на ногах и думать о хлебе насущном! Словом, прием прошел благополучно, может, без прежнего блеска, который придавала всему Горская, но гости уходили довольные, искренне благодарили хозяйку.
Вечером Извеков зашел пожелать жене доброй ночи. Оля, измотанная переживаниями, еще не спала. Она побледнела от усталости. Под глазами залегли тени.
– Ты утомилась, мой ангел, ложись скорей!
– Довольны ли вы, мой друг? Не опозорила ли я светлой памяти Тамары Георгиевны?
Вениамин Александрович оторопело уставился на жену. Впервые из ее уст он услышал нечто необычное. Ирония? Протест? Может ли такое случиться? Но ведь и мышки, хоть и малы, имеют острые зубки!
Глава 23
Доктор Миронов ехал в вагоне поезда и нестерпимо страдал. Ему казалось, что поезд едва плетется. Если бы такое было возможно, он сам бы побежал впереди паровоза. Нынче принесли телеграмму, что Оля оступилась и упала с лестницы. Как такое ужасное обстоятельство отразится на ребенке, да и на самой будущей мамаше?
Доктор изнемогал. Мимо с издевательской медлительностью проплывали мирные, покойные пейзажи, которые в другое время всегда вызывали у него чувство умиротворения и радости. Одна станция, другая, третья.., бесконечность! Николай Алексеевич прикрыл глаза. А когда открыл, пора было и выходить. Слава Богу! Недалеко от перрона его ждала коляска.
– – Надо же! Удивительно! – раздался совсем рядом знакомый резкий старческий голос. – И как это дорогой зятек подгадал; позаботился ,о старухе!
"По ступеням, тяжело дыша и переваливаясь, спускалась Агриппина Марковна. За ней спешили горничная и носильщик с увесистой поклажей. В тот момент, когда доктор увидел старуху, она тоже его узнала.
– Ах, вот в чем дело! Это вовсе и не меня ждут, а вас, любезный Николай Алексеевич! А я-то, старая дура, решила, что зять мой наконец человеком стал, ко мне внимание и заботу проявлять начал! Не позволите ли вы мне с моей горничной составить вам компанию?
– Помилуйте, что за вопрос! – воскликнул доктор и стал подсаживать Горскую в коляску.
– Дочку навестить едете да воздухом подышать? – осведомилась Агриппина Марковна. – Только вид у вас, господин Миронов, не очень радостный.
Доктор поведал собеседнице о телеграмме. Та озабоченно покачала головой.
– Да! Нехорошо! Если бы она у вас покруглей была бы, помягче, скатилась бы как шарик… А тут ведь одни косточки! – Она снова покачала головой, украшенной соломенной шляпой с искусственными цветами. – Ничего, Бог милостив, обойдется!
…Оля слышала, как приехали отец и старуха Горская, но не стала вставать с постели. Побоялась. Она все еще не могла опомниться от неожиданного испуга, от которого подкосились ноги, и покатилась вниз, считая ступени. Мальчики выскочили из темноты под лестницей так внезапно, так громко закричали! Она не склонна была видеть в их поступке злодейство. Обычные глупые детские шалости! Но ей было обидно. Ведь она так по-доброму относилась к ним, пытаясь скрасить их сиротство своей любовью.
Позже, лежа в своей комнате, заливаясь слезами страха за дите и упиваясь горечью обиды, она слышала, как муж приступил к домашнему расследованию. А затем последовала и скорая расправа, судя по воплям юных преступников из кабинета. Неужели он их бьет? На сей раз у нее не возникло желания заступаться.
Между тем нежданный приезд бабушки, соскучившейся по внукам, поверг внуков в священный ужас. Наказание отца казалось жалкой прелюдией к тому, что последует от бабушки. Так и случилось.