— О нет, дорогая моя пани, — перебил ее Шацкий еще раз. — Пресс-атташе прокуратуры располагается на Краковском, очень приятный человек, который наверняка ответит на все ваши вопросы.
Этого ему только не хватало. Радио-красотки, которой придется объяснять, в чем заключается разница между подозреваемым и обвиняемым, но которая в своем материале все перекрутит. Совершенно не оскорбленная его поведением девушка уселась и лучисто улыбнулась. Улыбка у нее была приятной, слегка хулиганской, но умной. И заразительной. Шацкий тиснул зубы, чтобы не ответить ей улыбкой.
Девушка сунула руку в сумочку и подала прокурору визитную карточку. Моника Гжелка, журналист, «Жечпосполита».[31]
Шацкий открыл ящик стола, вынул визитную карточку пресс-атташе и, не говоря ни слова, подал ее гостье. Та перестала улыбаться, а прокурор почувствовал себя паршиво.
— Что-то не вспоминаю вашей фамилии, — сказал Шацкий, чтобы затереть неприятное впечатление.
Девушка покраснела, а Шацкий подумал, что для того, чтобы затереть неприятное впечатление, он выбрал неплохой текст.
— Раньше я занималась вопросами самоуправления, а с сегодняшнего дня должна писать о преступности.
— Это повышение?
— Вроде как.
— Нелегко будет вам писать об уголовке настолько скучно, чтобы материал был напечатан в «Жепе».
— Вообще-то я пришла сюда, чтобы познакомиться с вами и попросить сделать широкое интервью, но вижу, что из этого ничего не выйдет.
— Я не адвокат, а служащий, — сказал Шацкий. — Мне реклама не нужна.
Журналистка покачала головой и осмотрелась по требующей ремонта комнатке. Шацкий был уверен, что ей удалось подавить злорадство; к примеру: «Действительно, бюджетная организация здесь чувствуется». Или: «Не скрыть!».
— Раз уже пан не желает говорить по общим вопросам, давайте поговорим о конкретных. Я пишу об убийстве на Лазенковской. Конечно, вы тут можете нарассказывать мне всякие официальные враки, но тогда уже вы точно не будете обладать влиянием над тем, что появится в газете. Пан может рассказать мне правду, в чем я сомневаюсь. Но ведь пан может рассказать мне, по крайней мере, полуправду; тогда мне не нужно будет печатать все те сплетни, которые я наберу в полицейском комиссариате.
Шацкий выругался про себя. Иногда ему казалось, что просить полицию сохранять тайну, это то же самое, что распечатать все тайны следствия на плакатах и развесить их на всех досках с объявлениями.
— Но пани, похоже, не ожидает, что через день после убийства я располагаю какими-то правдами, полуправдами или хотя бы четверть-правдами относительно произошедшего?
— А что произошло?
— Убили мужчину.
Девица рассмеялась.
— Пан очень невежливый прокурор, — произнесла она, склонившись в его сторону.
Шацкий вновь с трудом сдержал улыбку. Удалось.
— Два предложения, и я уйду.
Шацкий задумался. Предложение было честным.
— Первое: мужчина, Хенрик Т., сорок шесть лет, был убит в ночь с субботы на воскресенье в жилых помещениях костёла на Лазенковской с помощью острого орудия.
— Какого?
— Очень острого.
— Вертела?
— Возможно.
— А второе предложение?
— Второе: полиция и прокуратура предполагают, что Хенрик Т. пал жертвой взломщика, с которым случайно столкнулся, но не исключают, что это убийство было запланировано заранее. Продолжаются интенсивные действия, цель которых заключается в выявлении преступника. Пока что обвинения никому предъявлены не были.
Девушка закончила записывать.
— Красивый мужчина, одевается тоже красиво, голос приятный, а разговаривает, словно факс от участкового.
Шацкий позволил себе слегка улыбнуться.
— Ничего больше по данному делу прошу не писать. Это нам может повредить.
— Теперь вы уже просите, так? — Моника поднялась с места, задвинула замок-молнию на сумке. На ней была кремовая юбка до колен и открывающие стопы черные туфли без каблука. На бедре он заметил покрасневший след; во время беседы девушка бесцеремонно закинула ногу на ногу. — А что со всего этого буду иметь я?
— Возможно, узнаете чуточку побольше, в то время как остальные получат лишь факт из столичной комендатуры.
— И пан позволит пригласить себя на кофе? И расскажете мне все на языке, который повсюду считается польским?
— Нет.
Журналистка повесила сумку на плечо, энергичным шагом подошла к двери. Прежде чем закрыть за собой, глянула на хозяина кабинета и сказала:
— Уже не могу и вспомнить, когда в последний раз какой-либо мужчина отнесся ко мне так плохо, как вы, пан прокурор. Мне весьма жаль, что я потратила ваше время.
31
Rzeczpospolita (в русскоязычных источниках название нередко передаётся как «