Шацкий размышлял. С одной стороны, он предпочел бы встречу на собственной территории, с другой, беседа с психотерапевтом была для него важной. И согласился. Записал адрес на Охоте, пообещав, что будет через час.
Прокурор положил трубку и стукнул себя по лбу. Он же обещал Веронике, что будет дома в пять вечера и останется с малышкой, чтобы жена могла пойти на матч. Понятное дело, он мог бы перед ней объясниться, и Вероника даже бы поняла, но… Ну да, именно «но». Он перезвонил Рудскому и перенес встречу на девять часов утра следующего дня. Терапевт обрадовался и сказал, что сделает все возможное, чтобы к этому времени встать на ноги и обладать всей полнотой умственного контроля. Шацкому показалось странным, что собеседник воспользовался такой формулировкой. В конце концов, грипп — это не шизофрения.
5
Хеля испытывала триумф. Уже три раза она обыграла отца в колпачки (один раз она закончила, когда у того все пешки были в его «домике»). Теперь все указывало на то, что выиграет и в пексесо. У дочки уже было на две пары больше, а не раскрытых было только десять карт. Пять пар. И сейчас был ее ход. Если не ошибется, весь вечер будет исключительно ее. Девочка перевернула карту: засыпанная снегом сосна. Уверенным движением она перевернула следующую: засыпанная снегом сосна. Ничего не сказала, только радостно глянула на отца. Положила карточки на своей стопке и скрупулезно посчитала разницу.
— У меня на три дольше, — заявила она.
— Еще не конец, — заметил Шацкий. — Давай.
Девочка быстро перевернула карту. Рыжик. Она наморщила брови. Потянулась рукой к карточке, лежащей ближе всего к ней, и заколебалась. Вопросительно глянула на отца. Шацкий знал, что так как раз рыжик, но только пожал плечами. Сегодня он не помогает. Хеля передумала и перевернула другую карточку — барсук.
— Ой, нет, — простонала она.
— Ой, да, — ответил на это Шацкий и хапнул пару рыжиков. Оставалось взять две пары и только две «стратки». Он знал, какими будут оставшиеся карты. Потому он показал дочке язык и перевернул того самого барсука, которого Хеля только что открывала.
Хельця закрыла лицо руками.
— Не желаю я на это глядеть, — заявила она.
Шацкий делал вид, что размышляет.
— И где же был тот второй барсук? Мы его вообще открывали?
Хеля кивнула, глядя на отца через пальцы. Шацкий поместил руку над карточкой с барсуком. Дочка крепко стиснула веки. Теодор рассмеялся про себя, передвинул руку и открыл карточку с малинами.
— Ой, нет, — простонал он.
— Ой, да! — радостно завопила Хельця, быстро раскрыла оставшиеся три пары и бросилась ему на шею.
— Так скажи, кто у нас королева пексесо?
— Я король пексесо, — нагло заявил Шацкий.
— Вовсе и нет!
— Вовсе и да. Сегодня я проиграл только случайно.
— А вовсе и нет!
Замок в двери щелкнул. Вероника вернулась домой.
— Мама, а знаешь, сколько раз я выиграла у папы в колпачки?
— Не знаю.
— Три раза. И один раз — в пексесо.
— Замечательно. Возможно, тебе следовало бы играть в футбол в команде «Легия» Варшава.
Шацкий спрятал карточки в коробку, поднялся с пола и пошел в прихожую. Его жена закинула трехцветный шарфик на вешалку. Одета она была, как всегда одевалась на матч: тонкий гольф, ветровка, джинсы, кеды. Вместо очков — контактные линзы. Стадион на Лазенковской не был подходящим местом, чтобы демонстрировать его прелести.
— Только не говори, что продули.
— Ничья, но как бы продули. Влодарчик пропустил три стопроцентные ситуации, даже я бы попала. Последние двадцать минут играли вдесятером, потому что тот кретин Новацкий получил два горчичника. Сначала за фол, а потом за бессмысленную симуляцию. Придурок. А так весь матч мы вели…
— И кто забил?
— Карван головой после подачи Влодарчика. Гроцлин сравнял за пару минут до конца. Стыдуха, чего и говорить.
— И когда матч-реванш?
— Пятнадцатого.
— Едешь?
— Даже не знаю. Не хотелось бы снова слышать, как весь стадион сельских вопит: «легла, легла Варшава!»
Шацкий понимающе покачал головой и отправился на кухню готовить ужин. Вероника пришла к нему покурить. Кроя бутерброды, он рассказал ей о деле Теляка и о сегодняшних допросах.
— Интересно, Бабинич как-то рассказывал мне о подобной психотерапии. Помню, тогда мне все это показалось каким-то сектантским.
— Давай, давай, в нашем доме вновь появляется адвокат Бабинич, — перебил ее Шацкий, не поднимая взгляда от доски, на которой резал помидоры на салат с фетой и подсолнечными семечками.