На мгновение ему показалось, что Ник все же улыбнется. Но он лишь покачал головой:
— С группой Депы путешествует лор-пилек. Он… очень могущественный. Сверхмогущественный. Если мы доведем до него Беша и Мел до того, как у них начнутся судороги, возможно, он сможет их спасти.
Лор-пилек, «хозяин джунглей». Шаман. Лекарь. Волшебник. В легендах коруннаев лор-пилек был личностью, несущей великую мощь и великую опасность. Непредсказуемый, словно джунгли. Он нес жизнь и смерть, дары или раны. В некоторых историях лор-пилек вообще не был живым существом: он был лишь проекцией пилекотана, воплощением «джунглей-разума».
Мейс связал все воедино:
— Кар Вэстор.
Ник уставился на него:
— Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь его имя?
— Сколько нам еще идти до них?
Ник сделал несколько шагов, прежде чем ответить:
— Если бы у нас по-прежнему были траводавы и акки для охраны? Может, пару дней. Может, меньше. Пешком? С одним акком? — Корун выразительно пожал плечами.
— Тогда зачем мы идем так быстро?
— Потому что у меня действительно есть кое-что на уме. — Росту искоса посмотрел на Мейса. — Но тебе это не понравится.
— Мне это понравится меньше, чем то, что придется сделать с Бешем и Мел? Меньше, чем то, что я уже сделал с Лешем?
— Это не мне решать. — Взгляд Ника стал отстраненным, он уставился в наполненный тьмой туннель впереди. — Где-то в часе ходьбы на запад есть небольшое поселение. Вдоль этих дорог для паровых вездеходов подобные деревни встречаются примерно через каждую сотню километров. У них там есть защитный бункер и коммуникатор. Хотя мы, ОФВ, не используем коммуникаторы, но все равно отслеживаем частоты. Мы доходим туда и посылаем кодированный сигнал, сообщающий о нашей позиции. Затем накачиваем Мел и Беша танатизином, садимся, ждем и надеемся на лучшее.
— Балавайское поселение?
Ник кивнул:
— У нас больше нет поселений. Спасибо ТОКО.
— Эти балаваи нас впустят?
— Конечно. — Зубы Ника выделялись на фоне сумрака джунглей, а в глазах его вновь мелькнула вспышка странного безумия. — Надо просто знать, как попросить.
Лицо Винду посуровело.
— Я не позволю тебе причинять вред мирным жителям. Даже для того, чтобы спасти друзей.
— По этому поводу тебе не стоит беспокоиться, — произнес парень, не останавливаясь. — В этих местах мирные жители — миф.
Джедай не хотел уточнять, что Ник имел в виду. Он просто замер посреди колеи. Перед его глазами вновь пронеслась кровавая бойня, спроецированная в кабинете Верховного Канцлера. Он снова увидел разрушенные, сожженные хижины и девятнадцать трупов посреди джунглей.
— Ты прав, — сказал он, — мне это не нравится. Совсем не нравится. Ник не сбавил шаг. Он даже не оглянулся на остановившегося Мейса.
— Да, ну как только тебе в голову придет идея получше, — сказал он в темноту впереди, — ты уж не забудь поставить меня в известность, ладно?
6. Мирные жители
ИЗ ЛИЧНОГО ДНЕВНИКА МЕЙСА ВИНДУ
В бункере я впервые после допроса в Министерстве юстиции, могу заявить, что меня окружает более или менее прохладный воздух. Кто-то соорудил это убежище внутри вулканического камня прямо на холме: фактически просто поставил дюрастальную дверь перед входом в пузырь, оставшийся в граните то ли после газа, то ли после менее прочного камня. Отсюда, конечно, неплохо просматриваются остатки поселения внизу, но бункер явно никогда не претендовал на звание военного объекта: ни одной бойницы. Исходя из того, как он был построен — проще говоря, вырыт, — я могу предположить, что он служил скорее убежищем: безопасным местом, в котором можно укрыться в случае нападения. Безопасным местом, в котором можно дождаться ополчения.
Если и так, то задумка не удалась.
Ночной ветерок медленно обдувает искореженные обломки того, что когда-то было дверью, а его шорох в дверном проеме служит эхом той жестокости, что по-прежнему звучит в Силе вокруг меня.
Я не рискую медитировать. Тьма здесь слишком глубока. Она притягивает: словно я оказался слишком близко возле черной дыры, которая разрывает меня пополам. Гравитация тянет одну половину меня к горизонту событий, за который я боюсь даже просто заглянуть.
Позади меня, потонув в ночных тенях, неподвижно лежат Беш и Мел. Из-за танатизинового анабиоза температура их тел немногим выше, чем у окружающих камней. Лишь сквозь Силу можно понять, что они все еще живы: их сердца бьются со скоростью меньше одного удара в минуту, а на один час приходится десять-двенадцать неглубоких вдохов. Личинки лихорадных ос в их телах так же замирают. В подобном состоянии Беш и Мел могут прожить еще неделю, а то и больше.
Если, конечно, за это время они не станут чьим-нибудь обедом.
Следить за их безопасностью — моя обязанность. На данный момент это моя единственная обязанность. Так что я сижу посреди обломков двери и всматриваюсь в бесконечную ночь.
«Молния» покоится на двуноге в дверном проеме, ее дуло смотрит в небо. Мел хорошо заботится о своем оружии: она настояла на очередной его чистке перед тем, как разрешила сделать себе укол. Теперь я периодически делаю проверочные выстрелы, и пока что пушка работает нормально. Я пытаюсь чувствовать в Силе деятельность поедающего металл грибка, как это умеют делать коруннаи, но пока все же больше полагаюсь на физическую проверку.
Других дел у меня все равно нет. Я провожу время, делая подобные записи и раздумывая над спором с Ником.
Там на дороге Ник сказал, что мирные жители в этих местах — миф. Как я выяснил, он имел в виду, что мирных жителей здесь просто нет, что находиться в джунглях — значит уже принимать участие в войне. Балавайское правительство распространяет слухи о невинных исследователях джунглей, которых режут жестокие коруннайские партизаны. Это, по словам молодого коруна, лишь пропаганда.
Сейчас же, в руинах балавайского лагеря, эта мысль кажется мне на удивление правильной, хотя ранее я инстинктивно отбросил ее. Она показалась мне банальным оправданием. Извинением. Успокоением для совести, растревоженной различными зверствами. В то время, когда мы шли по дороге, проложенной паровым вездеходом, мы с Ником успели немало поговорить об этом.
Парень утверждал, что все по-настоящему мирные жители остаются в городах: официанты и дворники, владельцы магазинов и водители такси. Он сказал, что исследователи джунглей ходят с таким мощным оружием не просто так и что причиной тому скорее акк-псы, чем лозовые кошки. Балаваи идут в джунгли, лишь когда готовы, хотят и могут убивать коруннаев. Ни та ни другая сторона не сидит и не ждет нападения противника. Если в джунглях ты не наносишь удар первым, то становишься жертвой.
Тогда я задал вопрос о мертвых детях.
Это был единственный раз, когда Ник разозлился. Он развернулся ко мне так, словно собирался ударить. «Каких детях? — спросил он. — В каком возрасте ребенок уже может спустить курок? Из детей получаются отличные солдаты. Им практически неведом страх».
Неправильно воевать с помощью детей… или против них… Так я ему и сказал. Несмотря ни на что. Они недостаточно взрослые, чтобы понимать последствия своих поступков. Ник в крайне грубых выражениях объяснял, что мне следует сказать все это балаваям.
— А как же наши дети? — Росту с едва сдерживаемой яростью тряхнул головой. — Иджи могут оставить своих детей дома, в городе. А где нам оставить наших? Ты видел Пилек-Боу. Ты знаешь, что случается с коруннайскими детьми на этих улицах… Я знаю! Я был одним из них. Лучше пусть разорвут на куски здесь, чем выживать там, как пришлось мне. Кстати, как ты собираешься объяснить этим стрелкам со штурмовых кораблей, что коруннаи, которым они радостно отстреливают руки и ноги, всего лишь дети?
— По-твоему, это оправдывает то, что происходит с детьми балаваев? Теми, что не остаются в городах? — уточнил я. — Коруннаи ведь не стреляют с кораблей куда ни попадя. Какие у вас оправдания?
— Они нам не нужны, — огрызнулся он. — Мы не убиваем детей. Мы хорошие парни.
— Хорошие парни, — повторил я его слова. Я не смог скрыть горечь в своем голосе: голографические изображения, которые мы с Йодой увидели в кабинете Палпатина, все время всплывают в моей памяти. — Я видел, что остается после того, как вы, хорошие парни, захватываете селение исследователей джунглей, — сказал я ему. — Именно поэтому я здесь.