– Если тебе там так не нравилось, почему ты не уехала вместе со мной?
– С тобой? Значит, ты своей кислой физиономией и равнодушием испортил мне настроение с самого начала, и я должна была уехать с тобой, чтобы у вечера вообще не осталось никаких шансов? Ты мне это хочешь сказать?! – Юля завелась еще сильнее.
– Нет, просто я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать в данный момент, – спокойно заметил Леша, уже с трудом скрывая раздражение.
– Я хочу сказать тебе только одно – не смей так больше делать, понятно?! Я тебе не кукла и не аксессуар, который можно просто взять и вот так оставить где попало! Я не игрушка! Ты обязан уделять мне внимание! – не унималась, Юля. Казалось, она вот-вот накинется на Лешу и расцарапает ему всё лицо как дикая кошка.
– Во-первых, перестань орать на меня, – начал заводиться Леша, – во-вторых, я же тебе объяснил, что у меня была тяжелая неделя, что еще я тебе должен сказать? Думаешь, я специально изводил тебя и игнорировал, ради того чтобы позлить? Думаешь мне больше нечего делать?! И что это еще за интонации? Что это вообще за тон? "Не смей", "Ты обязан" – ты серьезно сейчас? Ты живешь в моей квартире, я помогаю тебе оплачивать твое обучение в театральном институте, я зарабатываю, я оплачиваю счета, я покупаю продукты, мы ходим в рестораны, которые выбираешь ты, но плачу за них всегда я, ты покупаешь одежду в интернет-магазинах, оплачивая их с моей карты и даже не спрашиваешь, когда берешь ее, ты…, – Леша осекся. Он выпалил всё это на эмоциях, но даже в процессе своей гневной тирады начал жалеть о сказанном. Несмотря на то, что это было чистейшей правдой, звучало это очень низко и, сказав эту правду, он поставил себя в крайне невыгодное положение. Теперь Юля могла морально раздавить его в считанные секунды. И она не преминула воспользоваться этим прекрасным шансом.
– Так, ты решил мне счет выставить?! Ну давай. Давай-давай, может сядем и вместе посчитаем сколько я тебе должна? Кто я для тебя? Ты кем меня считаешь? Ты что, всё это время думал, что покупаешь меня? Я просто хочу, чтобы ты вслух сказал – кто я для тебя?! – Юля смотрела на Лешу исподлобья, а из глаз у нее вот-вот готовы были полететь молнии.
– Переигрываешь, так и экзамен завалить недолго, – хмыкнул Леша в ответ. Он и так себя закопал предыдущими репликами, поэтому решил, что терять уже нечего и можно бить бронебойным снарядом – самым циничным и язвительным сарказмом, на который он был способен.
– Я… ты… до пошел ты нахуй, урод! – Юля хлопнула дверью так, что зазвенели оконные стекла. За закрытой дверью послышались быстрые шаги. Судя по звуку, шаги удалялись в сторону спальни. Послышался еще один хлопок дверью, а через секунду – громкие всхлипывания.
Леша молча слушал эти всхлипывания. Услышав нечто подобное вчера или в любой другой день, он бы бросился к Юле, постарался успокоить, а любого, кто стал причиной хотя бы одной её слезинки, просто раздавил бы на месте. Но сейчас он ничего не чувствовал. В какой-то момент это его испугало, но по большому счету даже на внятный испуг энергии уже не осталось. Юля во многом была права – вести себя так, как он вел себя на вечеринке, действительно не стоило. Переводить стрелки на неё и ждать, что она сама себя развлечет там, где никого не знает – тоже некрасиво, даже несмотря на всю Юлину коммуникабельность и самостоятельность. Но эти требования и ультимативный тон не позволяли полностью проникнуться чувством вины за единолично испорченный вечер. Юля никогда, за все два года, что они были вместе, не позволяла себе говорить с ним подобным образом: предъявлять требования, оказывать моральное давление, стыдить. Собственно, за это Леша её возможно и полюбил. Он всегда старался быть самодостаточным, она – тоже. Он окружал её заботой, дарил подарки и проявлял свою любовь искренне, ничего и никогда не ожидая получить взамен. Ту любовь, которой отвечала ему Юля, он воспринимал как самый настоящий подарок, который она вовсе не обязана была ему преподносить. Он стремился уважать её личные границы и видел, что она уважает его границы тоже. Неужели и здесь он ошибался? Как такое возможно? Неужто он вообще не разбирается людях? Или дело совсем не в этом? Может, он просто слишком наивен? И вновь, как и прошедшей ночью, Лешины руки сами потянулись к клавиатуре и мыши. Несколько простых, отточенных до автоматизма операций и он снова читает чужую переписку. На этот раз – переписку своей возлюбленной. Или, по крайней мере той, кого он считал таковой до недавнего времени.