Мариком ждала соседка-пенсионерка, вызвавшаяся выполнять роль няни за
небольшую плату, пока Бронислав занят, а значит, была возможность оставить
ребёнка под присмотром и отправиться куда угодно, лишь бы с Людой. - Перестань!
- повысил он голос в машине, куда усадил Марика и Люду. - Ты и без того со всех
сторон виновата перед ним, будет одной виной больше. Потом он привёз её в
небольшую квартирку на окраине города, которую снимал у предприимчивой и
умеющей молчать тётки для определённых целей. Дома с подрастающим сыном не
развернёшься, а связей на стороне становилось всё больше и чаще. Люда плакала,
цеплялась за его рубашку, за волосы, хватала за ремень и снова плакала, пока он
раздевал её, заново узнавая её, смывая в своей голове присутствие чужого мужика в
её жизни. Она была такой сладкой, красивой, родной, той, которую не хотелось
отпускать никогда в жизни. Единственной, которой не суждено таковой стать.
Видеть её под собой, слушать её стон, ощущать боль от царапин на спине - было
желанно, как никогда. Он ласкал всеми известными ему способами, доводил до
беспамятства и снова ласкал, выталкивая себя за границы реальности. И он хотел,
даже когда брал, даже в моменты оргазма он чувствовал неудовлетворение, ему
было мало и заранее тошно от того, что всё вернётся на круги своя. Бронислав ясно
понял, что хочет её одну в своей жизни, что она - единственная составляющая, без
которой его жизнь никогда не будет полной. Это была болезненно прекрасная ночь.
Утром Бронислав отвёз Люду домой, в неизвестное, уговаривая уйти от мужа, он
сам был готов на развод, на что угодно, лишь бы быть с ней, с красивой, хоть и
лопоухой. Развода не случилось, Люда была упряма в своём решении и в чувстве
вины. Бронислав бесился от её слов и синяков, которые он замечал, от её выбора и
слёз, от своей беспомощности рядом с этой женщиной, от её принципов, от
которых сводило зубы. Он орал, он требовал и настаивал - без толку. Она твердила
одно «я виновата», и с каждой неделей, каждым месяцем встреч с Борей, её вина
только росла, в жуткой геометрической прогрессии. Пока однажды Люда попросту
не пришла на встречу, и это продолжалось долго, заставив его приехать прямо к её
дому, в небольшом рабочем посёлке на окраине города, высматривая, как плохой
шпион. Людочка быстро шла по дороге между рядами домов, поджав губы, смотря
под ноги. Бронислав вырос перед ней неожиданно, даже врезалась. - Решила
сбежать? - Я беременна, - выпалила Люда и отошла на несколько шагов. Бронислав
вздрогнул. - От него? - Да, - упрямо сжала губы. - Уверена? - он скептически
посмотрел на Людочку, зная, что та долго не могла забеременеть, в чём её
бесконечно упрекал Яша, ссылаясь на блядскую натуру жены и мифические
венерические заболевания, которыми, по его мнению, переболела Люда прежде,
чем повесить себя на мужа, обманув и использовав. Бронислав не сомневался, что
дело вовсе не в Людочке, а в самом муже, но разве признает это подобие мужика
собственную никчёмность. - Да, - отрезала, - я беременна, у меня семья,
пожалуйста, дай мне жить спокойно. Он резко развернул её лицо к себе, удерживая
пальцами, рассматривая следы синяков на скуле и подтёки на шее. - Это называется
«спокойно»? - он обвёл скулу. - Да, - отрезала и попыталась обойти. - Люда, уходи
от него, брось. - Я беременна! - Плевать, - он схватил за запястье и потянул на себя,
прижав за поясницу к себе, - плевать, я разведусь, поженимся, я не могу тебя с ним
оставить. - Я беременна! Ребёнку нужен отец! - твердила, как приворожённая, на
все аргументы. Отец нужен, Бронислав в этом не сомневался, отец, а не вечно
полупьяная скотина, вымещающая свою злость на жене, которая и отпор-то дать не
может толком, настолько маленькая. В ней и бараньего веса, пятидесяти килограмм,
не было. Он уехал, плюнул, а что оставалось, и снова пытался жить без неё.
Женщин становилось всё больше, измены жене регулярней, уже в открытую не
ночевал дома, иногда так делала Ирина, она уже окончила институт, работала и
проходила интернатуру в местной больнице, в отделении терапии, остальные пути
ей перекрыл отец. С женой они встречались на нейтральной территории, в кровати,
и занимались сексом почти самозабвенно, до потери пульса. Их темпераменты