не понаслышке. Проводя всё время с Мариком, его мать не обратила внимания на
свой недуг, пока не стало фатально поздно. Марик остался с отцом, в потемневшем
доме, не понимающий маленький мальчик, которому была необходима мама. На
сороковой день Бронислав напился, в хлам, никто его не посмел останавливать. А
потом нашёл себя у дома Людочки, за рулём собственной машины, спящего на руле.
- Ты сдурел? - на него во все глаза смотрела Людочка, а он улыбался, как идиот,
первый раз за сорок дней ощущая хоть что-нибудь, кроме боли. - Людочка, -
пролепетал и протянул руку в открытое окно. - Она самая, Боря, ты точно рехнулся,
у тебя Марик, тебе нельзя пить, нельзя пьяному за руль! - Можно, у меня всё
куплено. - У Ирины тоже всё было куплено твоими деньгами, - осадила его Люда. -
Думаешь, смерть на твои деньги посмотрит или о Марике подумает? - выплюнула
зло. Брониславу стало жутко, а ведь она права, не посмотрит, не подумает, а у
Марика никого нет, кроме отца. - А я бы хотел сдохнуть, Людочка, - пробубнил, -
хотел бы... Он не договорил, услышал хлопок двери и смотрел, как Люда
устраивается на правом сиденье, пристёгивая ремень безопасности. Даже в этом
она действовала по правилам. - У меня три часа, - скомандовала, - потом Катю
собирать из садика. Бронислав моментально тронулся, его выдержки хватило до
ближайшего леса. Дальше он бы с трудом вспомнил, что происходило. Дёрнул на
себя Люду, игнорируя её сопротивление, и впился в губы, почти кусал, язык жадно
проникал, отвечал, слизывал, толкался в глубь её рта и не мог насытиться. Стыд,
жажда, желание, отвращение - всё это билось в висках, отдавалось в паху. Руки
нашарили кнопки на пуховике и молнию на брючках, быстро включил печку на
полную мощь и стал стаскивать плотную ткань по женским ногам, уговаривая,
обещая, увещевая, как когда-то давно, в прошлой, уже забытой жизни. Он мало, что
контролировал, только удерживал Люду и силу фрикций.
Люда была всё такой же красивой, хоть и лопоухой, и родной. Боря, для Людочки
Боря, встречался год с Людой, у себя в доме, в квартире, он виделся с Катюшкой,
играл с ней и даже познакомил с Мариком, тот воспринял девочку как нечаянное
знакомство, и интереса не проявил, как и агрессии, впрочем. Весь год он
уговаривал Люду уйти от мужа, она кивала головой, даже стала снимать деньги со
счёта, которые ежемесячно переводил Бронислав, у Катюшки появились новые
вещи, как и у Люды, которая даже немного поправилась, может, от того, что Боря не
отпускал Людочку, пока не удостоверится, что она сытно поела. Наверное, это
низко - заводить отношения, когда после смерти жены не прошло и года, но Боря не
мог... не мог ждать, не мог терпеть, он не хотел жить один, он уговаривал день за
днём Людочку уйти от своего бестолкового и желчного Яшки, казалось, он сошёл с
ума, и ведь сходил, каждый раз в постели с Людой - сходил. Запах, кожа, тело,
движения, его всё сводило с ума. Улыбки, слёзы, стоны, крики, отчаяние в её
взгляде - сводили с ума. Он считал, что победил в этом поединке, что уговорил её.
Ведь всё так просто. Прошёл год, за это время многое изменилось, больше, чем за
всю его жизнь, всё перевернулось в его душе от боли потери и надежды на лучшее
для себя, Марика, Катеньки - славной, задорной девчушки, смешливой, бойкой,
любящей обниматься, ласковой и любящей. Она плакала каждый раз, когда Боря
подвозил их домой, и счастливо смеялась, когда видела Бронислава. Её детские
бесхитростные эмоции выдавали больше, чем полунамёки и слова Людочки о своём
непутёвом муже. Всё просто: прошёл год, Бронислав по всем неписаным законам
мог жениться второй раз, на этом сроке настаивала Люда, говоря, что раньше
нельзя, невозможно, что так не принято, и надо соблюдать традиции. Как много
всего было в голове у этой женщины лишнего, пустого, но он готов был мириться с
этим. Год прошёл, а Люда всё упиралась, бубнила, что ребёнку нужен отец, про
недопустимость развода, что-то плела про детскую психику и несчастного Яшу, за
которым надо доглядеть. - Люда, хватит, я сыт по горло, - повышал голос Боря. -
Меня уже воротит от твоего Яши, хватит! Сколько можно? Ни у тебя жизни
нормальной, ни у Катеньки, из-за него! Пьянь - он есть пьянь, хватит держаться за