тебя нет брата. Ты одна у мамы с папой. - Да ты же... - Какой я тебе брат? У меня отец каждый год новую бабу в дом прёт, у людей кошки дольше живут. Он, может,
тут половину города переимел, а вторую не тронул, потому что мужики, мне со всеми породниться? Откуда он про меня знает? - Я сказала... - Зачем? - Не знаю,
доверяла... Он второй у меня был, откуда я могла знать, что все мужики сволочи! -
А первый, значит, плохо научил? - он стряхнул воспоминания, отогнал их, сложно вот так, рядом, напротив уютного голоса, такого родного... И эти же глазищи,
тёмные, смотрящие с вызовом, остро. И волосы, мягкие, как у кошки, и губы, сухие губы, и бордовый румянец... Не стряхнёшь, не отгонишь, невозможно. Проглотил комок, похожий на спазм, тот спустился ниже по пищеводу и остановился где-то у солнечного сплетения, не давая вздохнуть, уйти, признать, что зря он находится здесь. Губы к губам. Губы скользнули по губам. Остановились. Почувствовали жар.
Скользнули. И больше ничего. Никаких французских поцелуев, никаких исследования языком, даже вкуса не почувствовал, только дыхание и сухость кожи,
вон она - трещинка на нижней губе. Обветрила губки Катерина. - Катерина,
Катенька, - закончились слова. Он должен что-то сказать, что-то важное, нужное,
что-то, что терзало его тогда, терзает до сих пор. И не находит слов. Не может их найти, а как найдёшь? Да и как говорить, когда он всё-таки целует её, целует губы и трещинку на нижней. И слышит её стон, такой уютный, настолько родной, что становится больно. И необходимо быть с ней. Сейчас. Его руки гладят чёрные волосы, пальцы тянут собачку молнии на спине платья, и это звучит музыкально.
Кожа горячая, его руки холодные, всё ещё. Под пальцами появляются мурашки, он хочет поцеловать каждую. Каждую уютную мурашку. - Уходи, - Катерина не просто отстраняется, она отталкивает Марка, разбитая губа саднит, ей не хватает поцелуя. -
Уходи, - твёрдо. - Катерина, я не уйду, - он зажмуривает глаза. - Если я попрошу?
Просто попрошу, уйдёшь? - Если попросишь... - удар ниже пояса. Она просто просит - он просто делает. Ради уютной улыбки. Или просто так. И он, конечно,
ушёл. Долго стоял и ждал такси, долго искал, где бросил машину, долго искал ключи от машины. Быстро доехал и уснул. - Явился, - сказал отец. - Куда я денусь, -
пробурчал себе под нос.
Глава 4. Прошлое Марк шёл по дорожке между домами, со стороны проулка, там собралась группка молодёжи, Катерининых подружек и приятелей, живущих по соседству. Они о чём-то громко разговаривали, смеялись, парни толкались, как молодые бабуины в брачный период, девчонки глупо хихикали. Он уже было прошёл, но увидел огонёк сигареты, стало интересно, кто же из этих юнцов курит.
Это были не парни, ничего нового, в компании, где был Марк, тоже курили в основном девушки, его подружка смолила как паровоз, что его не слишком смущало. Сам Марк мог затянуться один-два раза, но никакой тяги не чувствовал,
поэтому мог смело сказать «я не курю». Глаза медленно лезли на лоб. Вот засранка!
Катерина! Медленно затянулась, поднося сигарету ко рту, а потом, сложив губы бантиком, выпустила дым. Курит-то не по-настоящему. Так, гоняет никотин по рту.
- Катерина, а давай, как взрослая, - он быстро подошёл, распугав подружек,
которые побросали сигареты, на всякий случай, опасаясь взрослого парня, а вдруг родителям расскажет. Она даже глаза не отвела! Поднесла ко рту сигарету и затянулась в затяг, небрежно стряхнула пепел, даже начала выпускать дым, сложив губки буквой «о», как зашлась в кашле, покраснела, сложилась пополам, раздалось несколько рыгающих звуков. - Катрин Денёв, - хмыкнул Марк, откуда-то вспоминая фотографию актрисы с сигаретой, ей идёт. - Нос не дорос, - он забрал сигарету,
которую Катя умудрилась крепко держать между пальцами и, затянувшись, тоже чуть не кашлянул. Дешёвая гадость. От этого лёгкие вывернутся наизнанку,
пожалуй, вместе с желудком. - Что, голова кружится? - оглядел бледную «сестру». -
Да, - понуро опустила голову и покачнулась. - Пойдём, - протянул руку, подтягивая к себе, заодно принюхался, только ли курить удумала тихоня Катерина или чегонибудь горячительного приняла на грудь. Нет, слава богу. А может... мелькнула мысль. Пьяная Катя, дома никого нет, Лопоушка ещё на работе, в вечернюю смену,
отец тоже где-то мотается по делам... Сколько, интересно, надо налить этому цыплёнку, чтобы она захмелела, но не вырубилась во время процесса. Пора переходить на новый уровень. А то топчется, как сопляк, на месте, тут потрогал,
там погладил... И ведь не сопротивляется она совсем, не отворачивается, не отталкивает. Только стоит ровнёхонько, если зажал её в коридоре, и дышит часточасто. До груди дотронься - стон, тихий такой, уютный, а сама, как солдатик оловянный, руки по швам. - Держи, - он подвёл её к своей машине во дворе и достал из бардачка Милкины сигареты, лёгкие, тонкие, женские. - Если куришь,
кури такие. Она покрутила с сомнением пачку и вернула. - Они дорогие, - тихо. -
Хорошие сигареты не могут быть дешёвыми, бери, потом ещё дам. Она покрутила с сомнением пачку и вернула. - Они дорогие, - тихо. - Хорошие сигареты не могут быть дешёвыми, бери, потом ещё дам. - Не надо... не курю я больше... - Понятно, -
усмехнулся, - иди, на лавочку присядь, а то завалишься, я сейчас. Так... и что же не свалит Катерину с ног? У отца нет ничего слабее сорока градусов, но Лопоушка-то должна что-то пить, такие пируэты вчера голосом выдавала, точно была навеселе.
Вышел Марк, неся в одной руке бутылку минералки, а в другой - наливки.
Сладенькая. Девочке точно должно понравиться. Потом сходил за закуской, быстро организовав «пикник» с обратной стороны дома. Даже если кто-то приедет, можно будет успеть всё прибрать, частный двор огромный, укромных уголков много. -
Давай, что ли, отметим. - Что? - посмотрела с интересом. - Как - что? То, что ты бросила курить, - разлил по рюмочкам, Кате, едва заметно, больше, и протянул,
буквально вкладывая в ладошку, ставшую прохладной. - Не пью я... - Как это - не пьёшь? Курить - курила, а не пила, непорядок, - он подносил рюмку с рубиновой жидкостью к девичьим губам. - Не должно быть такого, когда девушка уже целуется, а алкоголь не пьёт. Катерина странно посмотрела на Марка и сделала маленький глоток, поморщилась с «фууу», и отставила. - Давай, давай, - продолжал настаивать. - Ты споить меня хочешь, - выдала Катерина, - споить и трахнуть. Марк от неожиданности подавился, наливка пошла носом, он долго отплёвывался, смотря в удивлении на Катеринку. - С чего ты взяла? - Разве не так? - Вообще-то - так, -
Марк посмотрел прямо на девушку, интересно, что ответит? - Хочу тебя трахнуть,
Катерина, сильно хочу, у меня и сейчас стоит, если честно. Не была бы ты целкой,
уже бы раскатал тебя вот на этой лужайке, - нагнулся к ней близко, - знаешь, как?
Ноги бы твои развёл широко-широко, прижал к земле, - ого, как расширились глаза,
ещё чернее стали, - и трахал, а с тебя бы текло, и всё вокруг влажно было... - вот и щёки бордовые появились. - Знаешь, какой отличный вид, когда женщина так лежит, она вся открыта, вся, - заметно вздрогнул. Хотел смутить Катерину, а добился того, что член пришлось поправлять, его-то не очень интересовали вопросы морали, общественного мнения, того, девственница Катерина или нет, он был готов прямо сейчас нырнуть в трусы к девушке. Марк разделял мнение своего члена. На шее Кати выступил пот, едва заметный, его тут же захотелось слизать.
Она два раза крупно вздрогнула, сжала губы и посмотрела глазищами, в которых,
кажется, мелькнули слёзы. - Нет, - она быстро встала, одёрнула юбочку, которая была почти до колена, с её-то ногами - преступление. - Ты не будешь меня трахать,
- и пошла в сторону дома. - Это почему? - Марку даже стоять было больно, внизу живота ныло, что же он так реагирует-то на неё? - Потому что! - теперь уже побежала, быстро, Марк был выше, да и ноги значительно длиннее, но не сразу догнал, только у дверей её комнаты, успев подставить ногу, чтобы не смогла закрыть дверь. - Ты не ответила на мой вопрос, Катерина, почему? - Мне нельзя, -