Марка. - Эй, ты чего? - сначала даже не понял, отчего такая реакция. - Ничего, я давно привык, - догадался, что это из-за погибшей матери. - Перестань, - протянул шампанское Катерине и сам глотнул, прежде чем продолжить: - Я отца мамы не знал почти, он приезжал редко, с бабушкой всегда, она давно уже умерла... Дед с тех пор не появлялся, у них с отцом конфликт давний, из-за чего - не спрашивал. Он партийный работник, шишка был, со всеми вытекающими привилегиями, успел наворовать в своё время, мне после его смерти три нефиговые квартиры в области достались. Я там даже не был, отец их сдаёт, а деньги на мой счёт переводит,
иногда я ими пользуюсь. Как-то я предложил продать одну из квартир, когда у отца проблемы были, но он слышать о деде не желает, ни о квартирах, ни о деньгах от сдачи, так что, есть мне на что жить. Могу, наверное, всю жизнь не работать... хотя,
если подумать, это не такие и огромные деньги, но на хлебушек с маслом хватит, и тебе останется. - Мне? - Катерина моргнула. - А вдруг тебя тоже выгонят? -
пошутил Марк. - Я несовершеннолетняя, - ввернула Катюшка, - не могут. Так,
слово за слово, бутылка была почти допита, фрукты надкусаны, сладости тоже не остались без внимания, как и губки Катерины. Марк с удовольствием целовал
Катеринку, наслаждался поцелуем, упивался им - глубоким и неторопливым. Весь его организм требовал завалить девушку тут же, на широком диване, тем более,
сама она уже выражала полное согласие и готовность, но Марк ловил невероятное удовольствие от неспешности собственных движений и действий. Он медленно расстегнул две пуговицы на спинке Катерины, одну у шеи, другую на пояснице, и платье так же медленно съехало по плечам, оголив грудь без лифчика. Она «смотрела» на Марка, и он готов был поклоняться этой грудке, двум остреньким соскам, похожим на косточки от вишен, и тёмненьким небольшим ареолам.
Объявить себя последователем нового культа и быть самым верным его адептом.
Катерина ответила тем же, медленно снимая рубашку с Марка, проводя ладошками по грудным мышцам и мышцам живота, от чего они напрягались, демонстрируя пресс. Платье упало к ногам, и Катерина перешагнула через него, оставляя на полу,
оставаясь в кружевных трусах такого же маренового цвета, как и платье. Успела где-то прикупить, наверное, на обедах сэкономила. Хочется быть красивой, ой,
хочется. Они смотрели какое-то время друг на друга, не прикасаясь, Марк зачем-то уточнил, говорят ли они родителям о том, что встречаются, Катерина подтвердила,
но ещё раз добавила, что о том, что они «делают это», Марк ни за что не скажет, он согласился. Потом Марк сделал шаг вперёд, смотря на Катерину, и сказал это... и это оказалось настолько легко, наверное, от того, что было правдой, или от того, что это была Катерина, его Катерина, уютная, родная. Он сказал: - Я люблю тебя.
Только это, больше ничего, не было больше слов в словарном запасе Марка, чтобы выразить это простое и огромное чувство, кроме банального «Я люблю тебя». Катя ответила тем же... Марк забрался к себе в карман и вытащил серебряный браслетик,
ничего особенного или бросающегося в глаза, как раз подходящее для девушки
Катерининого возраста, его девушки, его Катерины. С подвеской, которую отсоединил, поделив на две, и одну из них надел на свой браслет, который уже был на его руке, такой же, не бросающийся в глаза. Он застегнул браслетик на запястье
Катерины и улыбнулся. Девушки ведь любят символы, вот, такой будет символ у их с Катюшкой любви. Сам бы Марк точно обошёлся без чего-то подобного, обходился до этого дня, во всяком случае, а вот Катерине хотелось сделать приятно. Для этого он заранее выбрал два браслета и подвеску, одну на двоих. Никогда до этого Марку не приходило в голову страдать подобным символизмом, а с Катериной было важно, её улыбка, когда она разглядывала браслет, была настолько уютной, такой родной, что ещё немного, Марк бы заскулил, как щенок, от восторга. Член, давно стоявший по стойке смирно, никак не разделял восторгов Марка, как и его щенячьего оптимизма, он почти окаменел и грозился кончить прямо в штаны от одного вида Катерины в кружевных трусах. Он требовал к себе незамедлительного внимания, руки Марка отвечали тем же, они почти вибрировали от желания трогать, гладить, сжимать, лапать, что угодно, лишь бы прикасаться к Катерине. Все остальные органы, любого из органов чувств, настаивали на том же. Марк решил,
что с романтической частью вечера может быть покончено, а член неистово соглашался и скандировал требования выпустить на волю и отправить по месту назначения. Марк резко дёрнул на себя Катерину, она почти споткнулась, упала прямо в его объятья, схватилась за его шею и тут же сама начала целовать его, нагло забирая инициативу, прокладывая юрким язычком себе дорогу в светлое будущее оргазма. Её рука нервно боролась с пряжкой ремня, потом с молнией, а победив,
юркнула прямиком к почти дымящемуся достоинству и сжала в ладошке,
предварительно погладив по всей длине. Марк взвыл. Стащил с себя в нетерпении брюки, одной рукой удерживая Катюшку, только для того, чтобы уложить её прямо на пару одеял, которые он заранее принёс из своей комнаты, зная, чем закончится вечер. Он любил, когда Катерина была под ним, когда его член упирался в её животик или между ног, шлифуясь о влажные кружева, любил гладить, ласкать,
прикусывать, сжимать, прижимать к себе, не оставляя ни миллиметра пространства между горячими телами, любил аромат, который дурманил его - малины, ожидания секса, желания. Он любил всё это, он любил саму Катерину. Его рука скользнула под трусы Кати, чтобы снять их, и замерла там. Он провёл пальцами, не веря себе,
поиграл с губками, скользнул внутрь, снова скользнул по половым губкам, гладким,
без единого волоска. У него не хватило дыхания, чтобы задать очевидный вопрос,
ясно, что так долго делала Катерина в ванной, не хватило выдержки аккуратно спустить вдоль Катиных ножек трусики, он попросту дёрнул их, от чего они порвались, оставляя след на бедре, рядом с остренькой косточкой. Не хватило силы воли опуститься, медленно проводя губами и языком по телу, чтобы остановить свой путь между ног Кати. Он просто резко опустился вниз, разводя одним движением девичьи ноги, и тут же провёл языком по половым губам, по кругу, а потом протолкнул его внутрь, двигаясь там синхронно поглаживанию сосков.
Катерина не сопротивлялась, она откинулась на спину и стонала, упиралась пятками в пол, приподнимала бёдра и хватала с силой Марка за волосы, тянула на себя, заставляя его вылизывать тщательней, методичней, откровенней, добавляя пальцы и совсем неожиданные ласки попки. Катерина взвилась в оргазме, но ей было мало, она снова притянула голову Марка, не давая ему отпрянуть. Снова и снова. Он был уверен, что её чувствительность уже должна перейти в болезненность, было похоже, что именно это Катерину и заводит почти до безумства. Марк резко перевернул Катеринку, как тряпичную куклу, устроив её сверху, во всем известной позе шестьдесят девять, лаская языком под другим углом,
раньше не испробованном Катериной, и ей нравилось. Ей нравилось! Она упиралась на коленки и руки, виляла попкой, сама регулировала нажатие и место, а потом Марк едва не лишился чувств, потому что головку его члена захватил в плен горячий рот Кати. Только головку, она продвинулась дальше совсем немного и стала посасывать, мягко обволакивая губами и языком, проводя рукой по стволу.
Может, не очень умело, Марк бы не разобрался сейчас в умениях и практике. Он только и успевал проводить языком по набухшему клитору, надавливая сильнее и отпуская совсем, толкаясь при этом членом в рот Катерины, и не забывать дышать,
чтобы не умереть от асфиксии или восторга, или того и другого, вместе взятого.
Неужели это его Катерина? С ума сойти! А может, он уже сошёл, и ему чудится?
Фантастика, космоопера, квинтэссенция восторга. Нечто за горизонтом событий.
После оргазма Катерины, он опустил её вдоль себя, почти ватную, безвольную,