спиной к своей груди, присел с ней вместе - она упёрлась половыми губками в его член, - и насадил на него, начав медленно двигаться. Она не помогала, только позволяла, без сил откинув голову, хватаясь за его шею руками, закинув их назад.
Он двигался всё быстрее, Катерина дышала чаще, громче, стонала, упиралась коленками или пятками, откидывалась спиной ему на грудь и начинала двигаться сама. Пот катился по груди Марка, по спине Кати, смешивался в дурманящий коктейль из страсти, похоти, секса и любви. В глазах потемнело, оргазм подходил почти болезненно, Катерина двигалась синхронно, пока он не схватил её за талию,
прижав к себе, и резкими фрикциями не отправил себя за край своего сознания и вселенной. Резкий свет в глазах сначала ослепил, а потом лишил дара речи. Что было немудрено. В дверях стояла Лопоушка, держась одной рукой за выключатель,
а другой за свой рот, который так же держал Бронислав, как и саму Лопоушку, весь вид которой говорил о скором обмороке.
Глава 12. Часть 3. Прошлое
Катя так и сидела, застыв, просто окаменев, превратившись в сталагмит. Марку не надо было видеть её лица, чтобы знать, какой ужас отображается сейчас на нём. Он медленно снял с себя Катерину и дёрнул одно из одеял, укрыв её от глаз. - Может,
дадите одеться, или так и будете глазеть? - нервно бросил отцу, который, после слов
Марка, не нашёл ничего другого, кроме как отволочь сопротивляющуюся
Лопоушку от двери вглубь дома. Катерина мелко вздрагивала, губы посинели, она судорожно хваталась за одеяло и раскрывала рот, как рыба, выброшенная на воздух,
жмуря при этом глаза, словно от того, что она не видит окружающее, окружающие не видят её. - Катюшка, - Марк успел надеть брюки, рубашкой пренебрёг. - Катя,
посмотри на меня, девочка, ничего страшного не случилось, я поговорю с ними,
обещаю, поговорю, - он не мог найти правильные слова, да и были ли они?
Ситуация была аховая, пиздец, а не ситуация, апокалипсис во всей красе, но очевидно, не Катерине отвечать за весь этот беспредел, а Марку, и ему же предстоит заступиться, как-то объяснить... найти слова, которых он попросту не знал, не мог придумать на ходу, не был готов. Он двинулся в комнату Катерины,
нашёл там пижаму с зайцем на груди, принёс её, пройдя боком мимо Лопоушки и
Бронислава, который стоял посредине комнаты и разглядывал следы «вечера при свечах» - бутылку шампанского, фрукты, да что там, сама Катерина, когда они зашли, сидящая на Марке, лицом к двери, с самого «удачного» ракурса в этой ситуации - говорила красноречивей любых слов и объяснений. -Паршивец, - отец глянул на Марка, - неймётся тебе? - Это не... - Конечно, это не то, - раздался возмущённый голос Лопоушки, которая, кажется, уже пришла в себя, и даже цвет лица стал не иссиня-бледный, а розовый, правда, какой-то болезненно розовый, но в обморок она падать точно не собиралась. - Катенька, Марк изнасиловал тебя? -
взвизгнула Людмила. - Изнасиловал? - повышала голос на пару октав на каждое
«Изнасиловал?» - Ведь это было изнасилование, - откровенно давила на поникшую
Катерину, которая прятала лицо в ладонях, так и не надев пижаму, кутаясь в одеяло.
- Люд, какое изнасилование? - Бронислав резко развернулся к жене. - У тебя глаза есть? Ты всё сама видела, не изнасилование это, совращение, может быть, но не изнасилование. - Это изнасилование! - заявила Лопоушка и двинулась к дверям, -
Катенька, Марик же изнасиловал тебя?! Катерина молчала, только сильнее сжималась и вздрагивала. - Катенька, он изнасиловал тебя! - резюмировала
Лопоушка и двинулась вглубь дома, за ней пошёл Бронислав, на ходу что-то говоря на повышенных тонах, слушая нервные и гневные крики Людмилы. - Что теперь будет? - прошептала еле слышно Катеринка, но Марк услышал. - Ничего страшного, ничего... - успокаивал Марк, хотя сам был в полной растерянности. -
Ничего страшного? - услышал за спиной голос отца. - Ничего страшного, теперь это так называется?! Своими бы руками придушил тебя, гадёныша, что ж ты не видишь, на кого лезешь?! Что ты творишь?! - Я могу объяснить, - проговорил Марк,
ещё не очень представляя, как он будет объяснять сложившуюся ситуацию. -
Катюша, - Бронислав обернулся к Катерине и посмотрел на девушку, тяжело вздохнув, - Катюша, оделась бы ты. Катерина даже не шелохнулась, пару раз открыла рот и закрыла его, укрывшись плотнее одеялом. - Как она оденется? -
вспылил Марк. - Выйди, голая она там! Что непонятного?! - Непонятно, как она оказалась там голая! - ответил отец, продолжая выговаривать и кричать на Марка,
изрыгая такие заковыристые оскорбления, что даже слышавший немало Марк пару раз вздрогнул и покосился на бледную Катерину. - Да заткнись ты! - заорал Марк. -
Потом всё скажешь, выйди сейчас, дай девчонке одеться и уйти к себе! - Выхожу я,
выхожу, - крикнул отец, и двинулся к двери, зовя Людмилу, которая где-то затерялась в глубинах дома. Марк только и успел, что подойти к Катерине и одеть её в пижаму, прошептать пару слов, как в комнату вошли три мента и парочка в штатском. - Вот, - проговорила зашедшая с ними Лопоушка. - Исаев Марк
Брониславович, изнасиловал мою несовершеннолетнюю дочь Екатерину Яковлевну
Агафонову. - Разберёмся, гражданочка, - ответил один в штатском, смотря на не на шутку ошалевшего Бронислава. - Какое изнасилование, Люда? - он не верил своим глазам и ушам. - Какое изнасилование, в задницу?! - Зло должно быть наказано, -
поджала губы Лопоушка. - Он изнасиловал, и он ответит. - Ты в этом так уверена? -
Бронислав встал рядом и посмотрел внимательно на Людочку. - Настолько уверена?
- Уверена, - Лопоушка развернулась и пошла к парочке в штатском, присела на краешек дивана и стала писать заявление, поджав губы, напрочь игнорируя мужа и его слова. Военные действия можно было считать открытыми. Пятеро нависали на плачущей Катеринкой и задавали ей вопросы, на которые она не могла ответить,
только бессмысленно кивала и всхлипывала, меняя цвет лица от бордового до зелёного. Она согласилась с тем, что Исаев Марк её изнасиловал,
воспользовавшись беспомощным положением, или что-то в этом роде. Марк молча наблюдал за происходящим и не верил в него, он машинально подписал какие-то листы, под последним ему не дал оставить подпись отец, который следил глазами за Лопоушкой, иногда поглядывал на Катерину и тут же отводил глаза. Через час на
Марка надели наручники, как на рецидивиста, и повезли в отделение милиции.
Катерина, в сопровождении мамы, отправилась на осмотр в больницу, а Бронислав набрал пару номеров телефонов. Ночь Марк провёл в обезьяннике с парочкой алкашей, от одного воняло мочой - обоссался, - и блевотиной. Его знобило, он хватался за голову и гасил тошноту и панику, ужас поднимался откуда-то из желудка к вискам и опускался свинцовой тяжестью на самый низ живота и в пятки.
Зуб не попадал на зуб, его мелко трясло, порой переходя на сильную дрожь. Марк не смог бы ответить, из-за чего он в большем ужасе, от своей ли участи, если верить чуваку, который разговаривал с ним ночью - статья Марку светила нешуточная, лет на десять, не меньше, или от того, что сейчас происходит с
Катериной. Ему было не по себе, когда он вспоминал сжавшиеся плечи Катюшки и крики Лопоушки... Да что там, от этого он был в ужасе, каком-то животном,
неконтролируемом ужасе. - Исаев, на выход, - протянул сонный служитель закона и открыл обезьянник. - Иди, на улице отец ждёт. Марк вышел, вздрагивая от холода,
на нём были тонкие брюки, рубашка и куртка не по погоде, которую ему протянул страж порядка с вешалки, когда его увозили. Отец сидел в машине, он открыл дверь и посмотрел на сына. Марку показалось, что отец постарел лет на десять за одну ночь. - Это документы, - он протянул жёлтый конверт из плотной бумаги, - это деньги, - сунул в руки пачку купюр, - какие-то вещи я собрал, остальное купишь, не маленький. С институтом договорился, всё будет, первое время квартиру будешь снимать, потом купим, сразу я не готов вывести столько наличности, но к лету потяну. И главное - ты не приедешь в этот город ближайшие лет пять. Года три -