Марк оказаться не родным сыном своего отца. Да, пожалуй, он был согласен и на такой исход, чем выяснить, что спал с собственной сестрой. Границы дозволенного у Марка были весьма размыты, он многое видел, пробовал, экспериментировал и считал, что всё, что делается по добровольному согласию между двумя, тремя и более людьми - всё имеет право на существование. Никто никому не указ, нет никаких правил, кроме тех, что установили люди внутри своих отношений. Чёрт возьми, однажды, изрядно напившись, он чуть не переспал с парнем. В итоге ничего не получилось, и Марк какое-то время был уверен, что бросил пить и навсегда стал импотентом. Впрочем, эрекция вернулась утром, вместе с чувством юмора, когда он ржал над собой и ситуацией, а в ближайший выходной день благополучно накидался, но держался подальше от одиноких парней, просто на всякий случай. Но некоторые темы оставались табуированными, и Марк не был намерен менять хоть что-нибудь в этом плане. Дети, близкие родственники,
насилие... Голова начинала раскалываться, эмоции поднимались к горлу и ухали в живот, вызывая резь где-то справа. Наконец он добрался до конца бесконечного коридора и зашёл в кабинет отца. Без стука. Всё было скромно, лаконично,
металлические стеллажи для документации, длинный стол для совещаний, с рядами стульев, стол владельца кабинета. Только монитор одной из последних моделей и, Марк не сомневался в этом, компьютер был хорошо прокачен. Отец быстро глянул на Марка и встал, чтобы встретить его рукопожатием, вместо этого получил фотографии в свою руку, ещё тёплые от того, что Марк практически весь путь не выпускал их из рук, будто надеялся, что они растают, как снежок на ладони.
- Что это? - отец покрутил фотографии, пока не замер, не мигая, смотря на одну из них. - Откуда они у тебя? - Катерина моя сестра? - на прелюдию и долгие объяснения не хватило терпения. Какие танцы с бубном? Какие предисловия!?
Пусть ответит на простой вопрос таким же простым «да» или «нет». - Откуда у тебя эти фотографии? - ещё раз проговорил Бронислав, сжав челюсть, казалось, желваки лопнут от натуги. - А ты как думаешь? - Марк уселся на ближайший стул,
Бронислав последовал его примеру, тяжело вздохнув. - Ты виделся с Людой? - На кой чёрт мне твоя Люда? - не выдержал Марк. - Что я ей скажу? Спасибо, что не посадила меня тогда? - Я говорил тебе: «забудь», зачем ты снова полез туда? - оба прекрасно поняли, о ком говорил отец, он прямо смотрел на сына, тот не уступал ему и не отводил глаза. - Какое это теперь имеет значение, - Марк ощущал себя гранатой без предохранительной чеки, которая вот-вот взорвётся. - Считай, что у меня хорошая память. - Марик, зачем? - отец выглядел усталым, по-настоящему уставшим. Не барчиком, вокруг которого прыгает очередная бабёнка с пухлыми губами, не владельцем огромной сети магазинов, поднявшимся с единственного ларька на автобусной остановке, не рачительным хозяином или хорошим другом, а просто уставшим человеком, которого изрядно всё достало, но он будет тянуть свою лямку до самого конца. Потому что так он устроен. - Я не знаю, - честно ответил Марк. - Мы случайно встретились и... чёрт, - он устало потёр виски, - я не знаю, она такая, - Марк зажмурился. - Просто скажи мне, она моя сестра?
Бронислав молчал. Тяжело молчал. Глухо и гулко одновременно. Так не бывает, но эта тишина была гулкая и глухая, словно в уши, рот и даже нос напихали ваты. Ни вдохнуть. Ни выдохнуть. Ни услышать. Не произнести ни звука. Сердце всё это время стучало в висках, в районе солнечного сплетения, в коленях. - Я не знаю, -
Марк услышал ответ. Услышал и не понял, что значит «не знаю»? Это не то, что может не знать мужчина. Тем более, если жил с матерью ребёнка, как можно не знать?.. - Что значит «не знаю»? - Марк проморгался от неожиданности. - Я не...
не сходится по срокам, и Людочка всегда говорила, что нет... Но ты видел
Катюшку... и... я просто всегда считал её своей, вот и всё. - Есть же генетическая экспертиза. - Мне не нужно было, я просто считал и считаю Катюшку своей дочерью, - отец отвёл глаза, потом схватил какую-то папку на столе и стал с деланным интересом перебирать документы. «Считал своей». «По срокам не сходится». Выходит, что вероятность такая всё же есть... не на год же не сходится,
иначе бы отец не сомневался. Углы кабинета кружились, как на аттракционе,
сливались в один цилиндр, в центре которого находился Марк, его тошнило, он ощущал странную слабость в руках, ногах, пока она не поднялась к грудной клетке и не лопнула где-то там, в недрах лёгких, разнося по телу боль. И он ясно вспомнил эту боль. Он знал её. Был уверен, что забыл, но человеческая память - сука - в самый неподходящий момент выныривает со своими «подарками», и не отмахнёшься, как от назойливой мухи. Марик ощущал такую же боль, будучи ребёнком, ночью, лёжа в тишине своей комнаты, когда понимание того, что мама умерла, пришло к нему. Боль от той безнадёжности была сравнима с сегодняшней болью. Он научился с ней справляться тогда, самостоятельно, скорей интуитивно, как зверёк, попавший ловушку. Без сомнений, он сделает это и сейчас... Вся эта история походила на протухший кусок мяса, и лучше ему провалиться, чем оставить всё как есть. Его не устраивает считать Катерину своей сестрой, он, чёрт возьми, спал с ней, занимался любовью, он трахал её столькими способами и в таких позициях, что рискует не попасть даже в ад за инцест, черти изгонят его за греховное поведение, и будут правы. И не только его, но и Катюшку тоже. Хотя,
уверен, она извернётся, чтобы напоследок пнуть рогатого под хвост. - Почему ты не сказал, что Катерина моя сестра? Окей, ты решил принять ситуацию такой, какая она есть, я понимаю, но мне-то ты мог сказать?! - Я сказал, - Бронислав посмотрел на Марка, - сказал в первый день, когда она с матерью появилась в нашем доме.
Марк моргнул несколько раз, действительно же сказал. Он сказал: «Теперь она твоя сестра, не обижай Катюшку». Конечно, именно эти слова должны были сразу прояснить ситуацию! - Да что ты говоришь! - Марк подскочил на месте. - «Теперь она твоя сестра»? Это ты сказал? Если мне не изменяет память, до этого у меня уже была пара сестрёнок, братик, хомяк. Хомяк, кстати, продержался дольше! Ты должен был сказать яснее! - Не мог я... - и он снова занялся изучением документов в той же папке. Вот только держал он её перевёрнутой. - Что? - Марк помолчал,
подождал, обошёл стол, снова сел, ещё раз встал, пока не заорал на отца. - Что значит «не мог»? Ты в своём уме? Ты... Не мог он, а я, значит, могу теперь расхлёбывать это дерьмо?! И мог тогда?! - Тебя никто не заставлял лезть на неё.
Она была ребёнком, чёрт побери, мне в голову не могло прийти, мать твою! - теперь по кабинету нарезал круги Бронислав, по пути скидывая папки со стола и стеллажей, наступая на них, как на первый снег, некоторые издавали жалобный хруст под модельными ботинками из натуральной кожи. - Почему ты не сказал мне?
- ещё раз повторил свой вопрос Марк. Сухо. Чертовски хотелось съездить прямо по лицу человеку, который ходит по своему кабинету и топчет документацию, а завтра кто-то будет её восстанавливать. Марк сжал кулаки. Драться с отцом? Нет! - Самто, как думаешь? - наконец ответил Бронислав. - Твоя мать... у вас с Катей разница около четырёх лет. - Что? - пока Марк ментально подбирал свою челюсть и выпавшие глаза, он искал слова или воздух, или и то, и другое. - Ты не сказал,
потому что Катерина... - искал слово, вернее, знал, но к Катюшке оно не имело никакого отношения, - внебрачный ребёнок? - наконец нашёл, как сказать, чтобы самого не вывернуло от формулировки. Кто угодно мог быть незаконным,
нагулянным, ублюдком, но не Катерина. Да это бред какой-то! - Из-за того, что
Катеринино существование подтверждает, что ты изменял своей жене? - Твоей матери. - Да, моей матери. Блядь, мне было почти семнадцать, у меня отсосала одна из твоих очередных жён, я не был восторженным романтичным подростком, я бы пережил! Это в любом случае лучше, чем всё, что случилось потом! - У тебя никогда не было нормальной семьи, я думал, пусть хоть память... - Я не помню. -