стараясь скрыть это. Перед новым годом подхватила пневмонию, загремела в областную больницу с осложнениями, кашель до сих пор не проходил. Никакие уговоры и доводы на Бронислава не действовали, он привёз в этот город Людочку, и был намерен таскать её за руку по врачам, сидеть рядом в кабинете и силой, если будет необходимо, заставить пройти все обследования. «Упрямая ослица!» - он говорил это прямо в возмущённое бледное лицо и усмехался, глядя, как краснеют маленькие торчащие уши. Всё это было так похоже на то, что могло бы быть у
Марка. Катерина была не меньшей ослицей, а скорей всего, и более упёртой. Она точно так же хмурилась, злилась, улыбалась и перехватывала вилку из руки, если
Марк пытался впихнуть в неё лишний кусочек. Кто-нибудь мог ответить Марку,
какого лешего он сидел здесь, в этом городе, на этой кухне, и почему за несколько месяцев он так и не связался с Катериной? Накосячил он знатно, как и она, но язык существует не только для оральных радостей, а чтобы разговаривать, например.
Судя по тому, как с завидной регулярностью люди умудряются вступить в говно или партию, они об это забыли. Ораторскому искусству обучают отдельно, есть курсы, методики, это признано искусством с научным подходом, а с оральными ласками худо-бедно знаком каждый со школьной скамьи. Вот и выходит, отсосать проще, чем поговорить. Он хотел было расспросить про Катерину у Лопоушки, по напряжённым плечам понял, не стоит этого делать. Отец сказал, что у неё всё хорошо, показав глазами, что всё скажет потом, покосившись на Людочку. Потом,
так потом.
Глава 13. Часть 2. Настоящее
Захотелось покурить, Марк практически не курил, даже когда перебирал с алкоголем, но иногда тяга была непреодолимой, да и не стремился он преодолеть её, а попросту держал пару пачек сигарет под рукой. Пошатываясь, вышел на лестничную площадку. Там, на картонке, на ступеньках сидела соседка. Та самая,
что встретила его в первый день, сразу по приезду. Она так и звала его Прибалтом,
хотя знала имя, здоровалась, порой непринуждённо разговаривала, не ожидая ответа, и шутила так, что частенько Марк не понимал. В целом она была мировой тёткой и нравилась Марку. Прибалт - так Прибалт, чтобы это ни значило в её интерпретации. Лариса Ивановна, так звали соседку, докуривала, когда Марк,
покачиваясь, прошёл мимо и затянулся. - Отец приехал, - вместо «здрасте»
озвучила факт. - Сразу видно, что отец, одно лицо, хотя отец-то поинтереснее мужчина. Марк выпучил глаза и моргнул. - Что пялишься, как грешник на ворота в рай, - фыркнула. - Мне не двадцать лет, сопля ты, а не мужик, вот отец твой -
другое дело. Да и несвободные мужчины всегда привлекательней женскому глазу, а ты чей, проруби, где болтаешься? Видно, что батя у тебя мужчина обстоятельный,
как над женой своей трясётся, не первый десяток уже лямку тянет, а всё смотрит щенячьими глазами, встретились мы у дверей... - Вы про Людмилу, что ли? -
опешил Марк. - Имени не знаю, не спросила, мачеха твоя, мать у тебя, ты говорил,
умерла. Или мамой её зовёшь? - Они месяца четыре вместе, вообще-то, - фыркнул. -
И живут каждый в своём углу. - А так и не скажешь, - Лариса Ивановна затянулась.
- Судьба, видимо. - Судьба, - Марк усмехнулся, передёрнул плечами. Судьба...
хороша судьба. Потом засмеялся, просто заржал, нервно, с надрывом, давясь своим смехом, хватаясь за живот, падая на колени. Бабская истерика, пьяная. Осталось начать реветь, размазывая тушь по щекам - картина была бы полной. Как и полагается в дешёвой трагикомедии, где главную роль играл сам Марк,
сомнительную мизансцену остановили хорошей оплеухой. У Ларисы Ивановны оказалось тяжёлая рука, и не подумаешь, глядя на уже немолодую женщину, что такая сила в её руках. - С перепоя, что ли? - посмотрела внимательно на Марка. - На радостях или с горя? Иди спать, Прибалт, пить не умеешь, а всё туда же - на дно стакана смотришь. Эх, молодость - дурость. - Дурость... - Марк фыркнул, потёр щёку, которая горела огнём. - Или случилось что? - Лариса Ивановна заглядывала в лицо парня с каким-то искренним волнением, казалось, не ради праздного интереса. Марку захотелось рассказать, что случилось. Алкоголь развязывает язык,
любой человек становится близким, самым понимающим собеседником,
вдумчивым, внимательным. Он просто уселся на грязные ступеньки, картонка под
Ларисой Ивановной была небольшая, Марку бы не хватило места, и рассказал. Всё.
К чёрту приличия и выбор слов. Какая разница, что сделает соседка с этой информацией, какая разница, зачем она его слушает, и для чего он вываливает свои мысли на какую-то постороннюю тётку без возраста и с голосом портового грузчика. Просто сидел и рассказывал, с каждым предложением понимая, какой же болван, что сидит здесь, в подъезде, с соседкой, а не рядом с Катериной. Оказалось,
если проговорить вслух - всё становится понятнее, яснее. - И ты, значит, просто уехал, аки оскорблённая добродетель? - после молчания спросила Лариса Ивановна и затянулась. Марк последовал её примеру, алкоголь уже начал выветриваться, а курить всё ещё тянуло, он не сопротивлялся этой тяге. - Получается, да? - зачем-то спросил Марк и уставился в стену. - А чего она? - прозвучало, как оправдание писклявого первоклассника. - Как чего... вот, как тебе объяснить, Прибалт, чтобы ты кривыми мозгами понял... Девочки, почти все, мечтают о принце. О прекрасном,
любящем, настоящем принце. Каждая своего придумывает, но так, чтобы не мечтала совсем - редко бывает. И находят принца, да только он оказывается козлом.
- Точно, все мужики козлы, - криво усмехнулся. - Что тут объяснять-то? У вас же, у женщин, это бегущей строкой на лбу написано. - Вот смотрел бы ты на лоб, а не на другие места, может, и увидел, что там написано. Не козлы мужики, но и принцев среди вашего брата нет, и мы не принцессы, знаешь ли. Кто остаётся после принца?
- Кто? - почесал голову, и угораздило же его вляпаться в разговор. По пьяной лавочке чего только не наговоришь, главное - уснуть раньше, чем протрезвеешь, а
Марк трезвел и начинал отчаянно жалеть о минуте слабости и своей поганой болтливости. Владюша Второй, не иначе. Мерзость какая! Марка передёрнуло. -
Дракон остаётся, а что, мужчина основательный, с пещерой, не замок, но лучше,
чем ничего. Можно же и дракона любить, какая разница, ящерица он или мифическое существо. Только драконы или сваливают в другую пещеру, или сиднем сидят в своей. У него дел много - футбол, пиво с друзьями, мало ли, какие заботы у дракона. На каждого дракона приходится по паре девочек, так что им волноваться ни к чему, пусть девочка волнуется, шевелится, пещеру украшает,
детей рожает... - Конечно, - усмехнулся Марк, - дракон ничего для несчастной девочки не делает. Голая, босая сидит в пещере со здоровенным ящером, который ей золотишко в загребущие ручонки складывает. - Золотишко было бы неплохо, -
усмехнулась соседка. - Чаще это график выплат по кредитам, да выезд на дачу к свекрови, которая душу из девочки вывернет, у той же чешуи нет и зубы не в два ряда. - В общем, дракона под зад, - заржал Марк. И дракон девочке не угодил,
скажите пожалуйста, царица Савская, интересно, как часто девочке приходит в голову, что не мешало бы брюхо подтянуть, жирную пятую точку, стервозный характер умерить и ревность свою поубавить. Сплошное: «Полюби меня такой,
какая я есть», а есть жирная жабёнка с заплывшей талией, неухоженным лицом,
гидроперитной макушкой и кустистыми клочками волос во всех стратегических местах. - Куда его ещё девать, толстозадого, - подтвердила Лариса Ивановна и фыркнула. - Был бы ящером приличным, а то одна чешуя по дому от него. - Что же делать бедной девочке? - посмотрел Марк на Ларису Ивановну, в этом гендерном споре они не придут к согласию. - Принцев нет, драконы задницами не вышли, кто ещё остаётся-то? - А никого не остаётся, так, пара-другая рыцарей прибьётся, и хорошо. - Страшно жить, - пробурчал Марк. - Пойду я, спасибо за народный эпос. -
Не за что, сказка ложь, да в ней намёк. - Добрым молодцам, помню я. - Раз помнишь, то понять должен, почему твоя Катя хвостом крутанула. Принц из тебя не вышел, из мужа дракон не получился, с рыцарями на бабском веку ещё хуже, чем с принцами. Который ей надёжность предложил - тот и принц, и дракон, и рыцарь. -