проехал ухабы, которые зовутся дорогой, он купил красный Вольво, и на новый год остался без оливье. Без этой невразумительной каши из картошки, дешёвой колбасы и зелёного горошка... - Нет, - Анжелика, - ты бы попросил. Я приготовлю,
обязательно, хочешь, сейчас? - Она даже подпрыгнула на стуле и рванула в сторону кухни. - Эй, не надо, я пошутил, - пробурчал Марк, - потом как-нибудь, сиди. -
Анжелочка, как же так? - журил Бронисав. - Это же оливье. - Но ты... ты не любишь. - Как хозяйка этого дома, - на слове «хозяйка» у Анжелочки заблестели глаза, ещё чуть-чуть - и начнёт потирать ладошками, - ты должна была поинтересоваться у гостя о его предпочтениях, в следующий раз будь внимательней, - снисходительно, свысока. В общем, ничего особенного, с кем его отец общался по-другому? С Лопоушкой только, да и то, когда это было, и почему он всё время возвращается к тем временам? Мозг услужливо подсказал - почему.
Как же хотелось послать в пешее путешествие и «хозяйку этого дома», и зарвавшегося барчика, который, кажется, уже с жиру бесится, от того, что болото становится маловато для его разъевшегося пуза, а на соседнее, более широкое и сытное - не пускают. Марк продолжал сосредоточено жевать и пить. Всё в российских традициях. Все сидят, жуют, пьют - семейный праздник. Одно плохо -
оливье нет. Уже в изрядном подпитии он прошёл в ванную на первом этаже,
засунул голову под холодную воду, эдак можно не дождаться и боя курантов,
вырубиться, как в девятом классе после полстакана водки. Схватил полотенце,
которое услужливо подавала Анжелика, стоя как-то слишком близко для обычного проявления вежливости. Грудь, конечно же, была на виду, почти вся. Екатерина вторая нашей современности - усмехнулся. И протянул руку к тёплой коже, пальцы
провалились в мягкость, сдавил сильнее, интересно, останутся следы? - Ой, -
пискнула. - А так? - он резко нырнул под бюстгальтер, ощущая костяшками пальцев кружево, и ущипнул за соски. - Оооо, - коровьи глазки закатились, нет, всё же,
лицом в пол - отличная идея. Только так её и можно иметь. Задница у Анжелики одерживала уверенную победу над лицом. Марк оценил её, когда развернул «мачеху» к себе спиной и прогнул её вперёд, вынуждая выгнуть поясницу. О, да!
Отличный вид. - Неужто муженёк не удовлетворяет? - и ведь вид отличный, и в штанах стоит колом, того и гляди прорвёт молнию на брюках. Анжелика что-то лепетала, тёрлась ягодицами о пах Марка, для этого ей приходилось привставать на носочки, он даже согнул ноги в коленях, облокачиваясь на раковину, чтобы ей удобней было, чтобы ощущала то, что у него в штанах. - Марк, - белые ладошки побежали к молнии. - Подожди, - резко дёрнул на себя, хватаясь за грудь,
бесцеремонно хватая, сминая ладонями, - погоди немножечко. - Он сейчас поймёт, -
бубнили красные сырники, - давай быстрее. - Не люблю торопиться... Чего он, в самом деле, ждёт? Порядочность в нём заговорила? Жена отца? Очередная жена,
через год ещё одна будет, через два - ещё одна, и так до бесконечности. Да какая нормальная женщина станет жить с этим зажравшимся барином, только за деньги и держатся. За бабло многое можно потерпеть, придирки, ор... - Быстрее, быстрее, -
суетилась Анжелика, стаскивая с себя кружевные трусы, - как ты хочешь? Я всё сделаю, ты скажи, я многое могу... - Многое... - Марк оглядел Анжелику, комичное всё же зрелище, одна грудь вывалилась в разрез платья, другая туда просто не поместилась, подол поднят до талии, которая, кстати, была, хоть и покрыта слоем жирка, один чулок держится у самого «не балуй», а второй болтается у коленки. -
Покажи мне это многое, - он медленно расстегнул молнию, вытащил член из трусов, приспустил штаны до колен и поманил пальцем «мачеху», которая, моргая,
смотрела на красавца. Да, Марк знал, чёрт возьми, что член у него отменный,
каждый мужик знает о своём детородном органе больше, чем любая из его женщин.
Не огромный, не мелкий или крючковатый, а ровный, у основания толще, с мясистой головкой. С таким только в порно сниматься. - На коленочки и ко мне.
Анжелика тяжеловато опустилась на колени и двинулась в сторону Марка. Игра заводила. - Проси. - Можно? - мяукнула Анжелика. - Лучше проси. Она поцеловала его ногу. Марк отодвинул ботинок подальше, ещё не хватало оставить следы помады на итальянской коже. Стала подниматься, заискивающе поглядывая,
облизала головку, причмокнула, набрала воздуха, выдохнула, собираясь с духом, а потом насадилась ртом, уперевшись красными сырниками в лобок. Действительно,
многое может. Да как может! Маша, с её посасыванием, и рядом не стояла, да ему уже лет двести не делали такого минета. Ноги подкосились, глаза закатывались, еле держался, хватаясь руками за скользкую раковину. Догадался же кто-то поставить круглую! То ли дело - обычная раковина, лет десять назад была такая, формой «чаша», надёжно крепилась, можно было хоть всем весом опираться, а не эта ерундовина, торчащая из стены... Тогда, десять лет назад, он бы точно свернул этот нелепый круг, маленький язычок, только провёл по головке, совсем немного, даже на полноценное «лизнул» не тянет, оставил пару несмелых дорожек и исчез, Марка тогда трясло, как в лихорадке. - Так, и зачем ты это делаешь? - он намотал женские волосы на кулак и поднял Анжелику, заглядывая ей в глаза. - Зачем? - Тебе же нравится, я ещё могу, лучше! - Я здоровый молодой мужик, конечно, мне нравится,
когда виртуозно отсасывают, я спрашиваю, зачем тебе это? Не говори мне, что страдаешь от недотраха, не поверю. Он следит за своим драгоценным здоровьем лучше, чем пионеры в зоологическом кружке за парой хомяков. Зачем? - ей было больно, он даже ощущал, как натягивалась кожа и вырывались волосы. Бзынь. -
Зачем? - Я хотела подружиться... - Да моя ты хорошая, а другого метода ты не знаешь? Ты, только подставляясь, дружишь? А если я сейчас скажу отцу? - хотела «подружиться». - Он тебе не поверит, - подобралась, гляди-ка, даже грудь спрятала,
которая всё это время так и торчала, дразня розовым соском. - Он меня любит. -
Очнись, девочка, он только себя любит, а ты, если не дура, цапани денежек побольше, сколько получится, и вали по-тихому. - Не твоё дело, - Анжелика поменялась в лице, куда только делась заискивающая бурёнка, даже сырники
уменьшились в размерах. - Не твоё дело, сколько я отхвачу. Тебя здесь быть не должно! - Ах, вот оно что, - Марк заправлял стоящий член в штаны. - Молодец,
далеко пойдёшь, жаль, недолго. - Я с ним живу, я его терплю, и всё это, - она взмахнула рукой, - моим будет, когда-нибудь, а ты вали, откуда приехал. Марк не мог остановить смех. Он покатывался, сложился пополам, захлёбывался в нём,
почти выблёвывал. Или это был мерзкий коньяк? Пошатываясь, давя улыбку, он вошёл в гостиную, где сидела взлохмаченная Анжелика и что-то взволнованно выговаривала мужу. Ясно что. Шьют попытку изнасилования невинной тридцатилетней пэтэушницы. - Что ж ты за человек такой? - отец смотрел прямо на
Марка. - Что ж ты за гадёныш? Всё портишь, к чему не притронешься - портишь, -
налил, выпил. - Думал, может, изменился за десять лет... а нет, такой же. - Не в кого быть другим. - Он, он, - сучка наиграно хлюпала носом, размазывала помаду по лицу, - она такой злой, зайчик. - Иди, - он приподнял жену, - иди, спать пора. - Но новый год ещё не наступил. - В Петропавловске-Камчатском всегда полночь. -
Зачем ты на неё полез? - впервые Марк увидел, что Бронислав не так и молод, на холёном лице проступали морщины, небольшие мешки под глазами, а некогда чёрные, почти смоляные волосы, были изрядно покрыты сединой. - На хрен она мне нужна? Она сама. - Тебе десять лет? «Она сама»... - Да ты знаешь... - Знаю я всё, думаешь, только эта такая умная нашлась? - Ой, да идите вы все! - Марку захотелось на улицу, в толпу, куда-нибудь, к Сафрону, словить подзатыльник от его рассерженной и беременной жены на маленькой кухне, лишь бы не видеть всего этого. Самодовольного и какого-то усталого отца, лепечущую Анжелику, следы её помады у себя на лобке - еле отмыл. Новый год - семейный праздник. У кого-то дерьмовое чувство юмора. Он завёл авто и тронулся, ворота открылись по сигналу на брелоке, два пункта охраны раскланялись с пьяным водителем. Отлично, хорошо хоть, дорога просёлочная, посёлок отдалён от города, и максимальный вред,