Право на смертную казнь было основной привилегией власть имущих. Несмотря на суждение Фомы Аквинского[6] о том, что смертная казнь является уделом государей (ревностно стремившихся закрепить это право за собой), свои притязания на нее заявляли и другие институты власти, главным образом, лорды и города. Эшафоты представляли собой не только угрозу, но и демонстрировали абсолютное господство над жизнью. Чрезмерное увлечение смертной казнью привело к реформе и большей централизации в Англии. Так, аббат Эвешема вынес смертный приговор вору за кражу 4 пенсов. Подобные эпизоды вынудили правительство отреагировать на чересчур жестокие санкции по отношению к осужденным за мелкие кражи; согласно статуту 1278–1279 гг., к смерти человек мог быть приговорен только в случае кражи не менее 12 пенсов. Разнородность властных структур способствовала и многообразию наказаний. В одной из недавно изданных монографий, посвященной вопросу об отношении к смертной казни в Англии в период с 1200 по 1350 г., приводится широкий спектр методов, часто основанных на местных традициях территорий вдоль южного побережья страны: здесь преступников сбрасывали со скал Дувра, сжигали заживо, оставляли на одиноком утесе, чтобы несчастного потом смыло приливом.
Сколь бы ревностно общество ни отстаивало идею смертной казни за злодеяния, проявлялись и признаки негодования в отношении суда богачей. Когда 1285 году изнасилование стало караться смертной казнью, «присяжные сразу же прекратили осуждать мирян, хотя по-прежнему испытывали желание обвинять служителей святых орденов, которые могли спасти свои жизни, воспользовавшись неподсудностью духовенства». В 1292 году четырнадцатилетний воришка из Вестморленда на северо-востоке Англии был спасен от повешения двумя судьями, которые отняли от его настоящего возраста два года. Вмешательство со стороны духовенства иногда спасало преступников от палачей. Интересно, что в 1293 году двое палачей, которые помогли осужденным на смерть ворам сбежать, сами были повешены. Исследование Генри Саммерсона показывает нам, что отвращение к смертной казни росло прямо пропорционально ее распространению, поскольку она не давала ощущения сбалансированной справедливости. Автор описывает потрясающий эпизод 1258 г., когда женщина за воровство была приговорена к виселице. Она не только смогла доказать свою невиновность, но и оказалась беременной (беременных обычно казнили только после рождения ребенка). Зал суда опустел, люди отказались присутствовать при исполнении приговора. Всё-таки население желало, чтобы жестокая смерть постигла жестоких злодеев; мелкие воришки тоже заслуживали серьезного наказания, но, конечно, не в такой степени.
Церковь обычно всецело способствовала работе судебной системы, но иногда смягчала чересчур суровые приговоры. Смертная казнь в церковных судах применялась довольно широко. В конце XII в. судом аббатства Гластонбери в Сомерсете за воровство был приговорен к смерти через повешение Ранульф Табуре; после захоронения труп был выкопан и заново повешен на дереве. Как и везде в эпоху Средневековья, церковные и государственные власти работали бок о бок. Будучи приверженцами мира, церковники рассчитывали на быструю кару преступников во имя защиты церкви. Как уже отмечалось, церковные суды обычно судили мирян; однако преступники из числа священнослужителей требовали оградить себя от светских судов. Некоторые исследования, относящиеся к делам об убийствах, которые рассматривались церковными судами, проливают новый свет на этот вопрос. В 1370 году архидиакона Уильяма Беверли обвинили в умышленном убийстве (жертвой стал супруг его племянницы). Отчет о суде был занесен в объемный епископский реестр. Поведение архидиакона на суде и манипуляция пятью хорошо подготовленными свидетелями позволили ему успешно отмести от себя обвинения. Однако это стоило ему собственной репутации, которая оказалась запятнана во время последовавшего затем довольно необычного светского суда. Он был оправдан, и с него официально сняли все обвинения; однако Уильям счел для себя благоразумным ради личной безопасности переехать в Винчестер. Тесное сотрудничество между епископальными и королевскими властями в этом случае демонстрирует серьезную заинтересованность как в поддержании общественного порядка, так и в том, чтобы в средневековых коммунах «заслуженные наказания для мирян или духовников, нарушивших общественные устои, имели порой большее значение, чем строгое соблюдение юридических границ».
6
Фома Аквинский (