День свадьбы близился. Алишер принес уже отцу невесты калым — десять тысяч золотых. Состоялся ни-ках — обручение.
В один из дней, когда Алишер находился в доме любимой, шах Хусейн спросил своих приближенных:
— Я не вижу своего друга и визиря Алишера.
Тогда к трону приблизился второй визирь Маджед-дин.
— Позвольте мне сказать, — обратился он к шаху Хусейну, — вот уже сорок и еще сорок дней, как соглядатаи неотступно, по вашему повелению ходят по стопам вашего визиря Алишера, дабы вы знали о поведении его и мыслях.
— Что же узнали наши соглядатаи?
— Государь и повелитель, мысли и побуждения ваших подданных должны быть чище и прозрачнее хрусталя. Алишер обманывает вас!
— Что! Как он смеет!
— Да! Алишер лживо говорит вам, что каждый вечер он занимается сочинением новых стихов. На самом деле он проводит время с девушкой несравненной красоты. Он скрыл от вас, великий шах, брильянт чистой воды, место которого в венце падишаха. Имя девушки Гюли. Она дочь ткача Абу Салиха.
Когда Алишер Навои явился, шах Хусейн сказал ему:
— Мы решили жениться!
На это Алишер спросил:
— Невеста красива? Из хорошей ли она семьи?
— Она красива и отец ее достойный человек.
— Позвольте принести вам поздравления.
Тогда Хусейн хитро улыбнулся и обратился к стоявшим у подножия трона:
— Вы слышите, мой первый визирь одобрил наше решение жениться. Назначаю моего друга и старшего визиря Алишера моим сватом. Немедля собери, друг мой, дары и направляйся в дом девушки.
Не подозревая ничего, Алишер поклонился и сказал:
— Великая честь быть сватом падишаха. А куда я должен ехать?
— В дом ткача Абу Салиха.
Изменился в лице Алишер и с низким поклоном проговорил:
— Я лишен возможности исполнить поручение повелителя.
Впал в ярость шах Хусейн.
— Так, значит, это правда, что ты скрыл от меня свои поступки. Иди же под страхом немилости и сватай мне красавицу.
Но Алишер был тверд и непреклонен в своей любва. Он снова поклонился и сказал:
— Противоестественно было бы, если б жених стал сватать свою невесту для другого, даже когда этот другой сам падишах.
Сказал так и удалился.
Шах Хусейн немедленно подписал фирман об изгнании Алишера из Самарканда, а своим сватом назначил Маджеддина.
Вестником несчастья прискакал на взмыленном коне Алишер в дом ткача Абу Салиха.
В цветнике, среди благоухающих роз, проливая слезы, рассказал Алишер своей любимой Гюли о гибели их любви.
— В этом мире тиранства и притеснения нет счастья для людей, — воскликнул Алишер, сокрушаясь о своем бессилии.
— Пусть я умру, но никогда женой Хусейна не буду, — говорила Гюли.
В то время, когда они так разговаривали, в дом Салиха прибыл визирь Маджеддин с дарами падишаха.
Оставив сидеть знатного свата на почетном месте, Абу Салих вошел в цветник и, не глядя на Алишера, сказал:
— У меня мог быть зятем визирь, но, оказывается, судьбе угодно, чтобы я стал тестем самого падишаха.
Тогда Гюли повторила слова, которые только что сказала она возлюбленному своему Алишеру:
— Пусть я умру, но никогда женой Хусейна не буду.
— Увы мне, — воскликнул Абу Салих, — шах не потерпит твоего отказа. — Он разметет мое жилище в дым и не останется от меня и горсточки пыли.
Абу Салих плакал, стонал, молил не губить его и родных, но Гюли осталась непреклонна.
Выйдя к Маджеддину, Абу Салих упал перед ним ниц и сказал:
— У нее помрачение разума. Она сказала "нет", но я умоляю вас не говорите ничего шаху. Она еще поймет, что лучше быть даже рабыней падишаха, нежели женой визиря.
Маджеддин удалился, сказав, что прибудет за ответом после вечернего намаза. Перед уходом он поклялся во всеуслышание:
— Клянусь, если девчонка не согласится добровольно, то я приволоку ее во дворец на волосяном аркане.
А девушка удалилась к себе и скоро вернулась с двумя пиалами вина — мусаласа. Вручив одну из них своему возлюбленному, Гюли сказала:
— Разлука горше смерти. В этой чаше вина я вижу избавление от злой участи стать игрушкой в руках падишаха.
Не успел Алишер остановить Гюли, как она выпила вино до дна.
— Там был яд? — спросил Алишер.
Девушка молча кивнула головой. Тогда, не произнеся ни слова, Алишер осушил свою чашу.