Камал слушал и искренне жалел этого трудолюбивого, но сломленного жизнью человека.
Машина шла по старой дороге среди зарослей кустарника. Тамариск еще цвел, радуя глаз своей летней недолговечной красотой, а травы уже поникли, пожелтели, выгорели.
Подъехав к конторе, Нишан оставил машину в тени и проводил Камала до кабинета председательши, а сам остался в приемной. Камал, крепко топая, сбил пыль со своих брезентовых сапог. Сегодня он, как назло, не побрился. В приемную из кабинета доносился незнакомый хрипловатый бас.
— …А я надеялся, что вы способны на большое, крупное дело. И что мы видим? Какие вы вскрыли резервы? Засеянный хлопком двор детского сада? Школьный участок… Стыдно, товарищи. Казалось бы, мелочь, а как в ней отразилась привычка пускать пыль в глаза! — Кто-то невнятно вставил несколько слов. Бас продолжал: — Не ожидал, признаться, что вы дойдете до такого. Если вы хотели показать свое рвение, то глубоко ошиблись.
Кто-то вздохнул. Чиркнули спичкой. Камалу тоже захотелось закурить, он пошарил по карманам, сигареты забыл в вагончике.
— …Вместо того чтобы пробуждать у детей, молодежи любовь к природе, вы… В результате дети при виде хлопка будут плеваться, станут ненавидеть его. Как они будут работать в поле? Без души. Но человек не может работать на земле без души… — Говоривший, видимо, ходил по кабинету и, когда шел к двери, слышно было хорошо, отчетливо. — Главное качество человека — совесть, и мы не должны ее терять, дочка. Без совести, без души невозможно не только растить хлопок, но просто жить… Ты, дочка, думала, засеем хлопком кишлак, начальство увидит и зауважает — вот до чего дошли, изыскивая резервы…
Камал открыл дверь кабинета и кашлянул.
— Войдите.
В кабинете было все руководство колхоза, Халил-ака и двое из райкома, еще двое незнакомых были, видимо, из обкома. У окна дымил сигаретой седой, с мешками под глазами, среднего роста человек с депутатским значком на лацкане. Малика сжалась в комочек на диване, она даже не обратила внимания на Камала. Халил-ака встретил его невеселым взглядом и кивнул головой.
— Ну, вот и он. Проходите-ка сюда. Тут есть еще одно место, — Кадыров внимательно, цепким взглядом оглядел запыленного бригадира. — Прочитали ваше письмо и решили — надо ехать, разбираться на месте.
Видя, что Камал сильно волнуется, Кадыров улыбнулся ободряющей улыбкой.
— Ну, братец, рассказывайте не спеша, все по порядку. Кстати, почему вы не упомянули о том, что вас неправильно сняли с должности, сослали за критику в пустыню. Видимо, ваши идеи кое-кому не по вкусу, вот и отправили с глаз долой, а? Вы считаете это маловажным, непринципиальным и не хотели смешивать важные вопросы и житейские мелочи в одну кучу, так я вас понял?
Кадыров явно хотел разговорить, расшевелить Камала.
— Не хотел. — Камал заметил быстрый тревожный взгляд Малики, видимо, она ожидала другого ответа.
— Понятно.
— Все равно, кому-то надо было ехать. Я не возражал.
— Мы обдумывали с председателем этот вопрос, — вставил свое слово Халил-ака. — Остановились на его кандидатуре, нужно было наиболее грамотно провести работы в Маханкуле.
— До этого вы были агрономом, но против перевода в бригадиры тоже не возражали. Так? Кому-то надо было переходить в бригадиры? — Кадыров улыбнулся. — Против хлопка на участке детского сада вы не возражали тоже?
— Возражал, но это, как мне кажется, мелочи и не имеет прямого отношения к тому, что я писал в письме.
— А я думаю, это еще важнее Маханкуля, — Кадыров затянулся, стряхнул пепел и оглядел сидящих. — Удивляюсь, как можно было додуматься до такого. Малика, допустим, ошиблась по молодости, но что думали вы, Халилджан? Что ты молчишь, дочка?
— Басит Кадырович, я подумала над вашими словами и хочу сказать. Что бы я ни делала, я всегда думала о плане, о благе людей. — Глаза Малики блеснули обидой, видимо, она все-таки считала, что выслушивает незаслуженные упреки. — Разве мы хотели… Мы думали добавить хотя бы еще горсточку хлопка к нашему урожаю.