Руководство ВЧК, получив публичную поддержку основателя большевистской партии, воспрянуло духом. 14 ноября Коллегия НКВД РСФСР, обсудив вопрос о взаимоотношениях с ВЧК, приняла решение о создании контрольно-ревизионной комиссии для окончательного разграничения функций обоих государственных органов, однако все попытки представителя НКВД в комиссии А.И. Лациса (не путайте с М.Я. Лацисом[816]!) установить контроль над ВЧК пресекались. Основным ответом чекистов стало крылатое выражение, воспроизведённое А.И. Лацисом в докладе Г.И. Петровскому: «Ваши руки коротки»[817].
Понимая, что атаку со стороны нескольких ведомств не выдержать, 15 ноября Ф.Э. Дзержинский и заведующий Иногородним отделом ВЧК В.В. Фомин пошли на уступки судебным органам и революционному трибуналу, внеся приказом серьёзные коррективы в деятельность местных ЧК: «Иногородним отделом получается много жалоб на действия чрезв[ычайных] комиссий, разрешающих дела, подлежащие разрешению судебных инстанций, притом комиссии выносят постановление о наказании на срок или без срока тюрьмы, какие могут исходить только от революционных трибуналов, судов и т.д. […] Чрезвычайные комиссии, являясь органом борьбы, должны применять меры наказания лишь в административном порядке, т.е. меры предупреждения тех или иных законных действий, для чего комиссии и прибегают к арестам (в административном порядке), высылкам и т.д. Незаконченные же следствием дела о незаконных действиях отдельных лиц и организаций должны передаваться в судебные инстанции, каковыми являются революционные трибуналы, народные суды и пр. на предмет осуждения виновных, но ни в коем случае комиссии не должны брать на себя функции этих судов»[818]. В этой изощрённой формулировке закладывался тот принцип, который составит одну из важных аппаратных составляющих репрессий: в тех случаях, когда обвиняемые становятся заведомо неинтересны компетентным органам, дела подлежат передаче в судебные инстанции. Если ЧК не желает закончить следствие по делу, она может решить его не в административном порядке, а в судебном. Ф.Э. Дзержинский и В.В. Фомин издали приказ вовремя: аккурат в середине ноября 1918 г. на всероссийскую конференцию собрались председатели революционных трибуналов, которые отметили многочисленные факты самочинного определения ЧК подсудности дел трибуналам, изъятия чекистами дел из трибунальского делопроизводства и пересмотра уже вынесенных постановлений (!) трибуналов и судов, параллелизм в работе двух органов. Конференция констатировала, что ЧК присвоила себе принадлежавшее исключительно судебным органам право наложения наказаний в виде лишения свободы на определённый срок, подчеркнула в резолюции необходимость разработки Положения о правах и полномочиях ЧК[819].
Пытаясь наладить отношения с судебными и трибунальскими органами, вдохновлённые В.И. Лениным чекисты запланировали наступление на местные органы власти, претендовавшие на создание собственных аппаратов для борьбы с контрреволюцией, и прежде всего с кулацкими восстаниями. Заведующий Отделом по борьбе с контрреволюцией ВЧК Н.А. Скрыпник чётко заявил на 2-й Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий 27 ноября 1918 г.: «Многие товарищи, читая о кулацких восстаниях, склонны думать, что это отдельные, разрозненные вспышки, но после тщательного разбора становится очевидн[ой] ошибочность такого мнения. Мы имеем перед собой хорошо организованный поход против рабочих и крестьян (читай: «большевистской диктатуры». — С.В.) во всероссийском масштабе. Образовался блок всех враждебных советской власти сил. Все контрреволюционные элементы России объединены в единый союз, ставящий ближайшей своей целью соединение и координацию действий с южной и северной белогвардейскими армиями. Путь, который они избрали для достижения своей цели, — это проникновение в Советы и в советские органы уже не в целях саботажа, а для того, чтобы руководить советскими органами для достижения своей цели»[820]. Правда, осознав, что он несколько сгустил краски, Скрыпник поспешил внести поправку: оказывается, «белогвардейские агенты» подстрекали деревню к выступлениям, придавая им «идеологический характер» в виде «совершенно нелепых требований уничтожения декретов о комитетах бедноты, об уничтожени[и] [чрезвычайных] налогов и т.д.»[821] Даже самые правоверные ленинцы прекрасно понимали, что обобранным и втоптанным в грязь кулакам и середнякам в действительности не требовались никакие подстрекатели, однако Скрыпник предложил чрезвычайным комиссиям «взять на себя работу по содействию и укреплению всех наших советских органов на местах»[822]. По сути, был поставлен вопрос о чистке местных советов. Не удивительно, что «Известия ВЦИК» в своём кратком сообщении о конференции указали на «целый ряд прений» по докладу. И речь шла, видимо, не только и не столько на указанные в прениях по докладу Скрыпника «явления, вызыва[вш]ие кулацкие восстания»[823]. Не зря один из последующих докладчиков — заведующий Иногородним отделом ВЧК В.В. Фомин — указал в своём выступлении на дискуссию вокруг вопроса «об областных ЧК как органах управления губернских и уездных ЧК»[824] и отметил необходимость утверждения точных штатов членов и служащих губернских и уездных чрезвычайных комиссий, постановки «на должную высоту»[825] отчётности и точного разграничения полномочий «с другими советскими органами»[826]. Дискуссия настолько подрывала позиции ВЧК, что выступивший в прениях Г.С. Мороз выдвинул воистину мудрую идею о внесении раскола в ряды противников чрезвычайных комиссий, «…необходимо разъяснить, что ЧК, являясь отделами исполкомов, подчинены последним и ни о какой независимости (от этих отделов. — С.В.) не может быть и речи, — заявил Мороз и добавил: — одновременно необходимо подчеркнуть, что ЧК являются органами административными, а не судебными. И посему при более определённой инструкции отпадут те трения, которые возникают между [Народным] ком[иссариатом] юстиции и ВЧК»[827]. Таким образом, для противодействия Наркомату юстиции РСФСР (и лично Н.В. Крыленко) Г.С. Мороз предложил пойти на мировую с Московским и другими губернскими исполкомами, ограничившись, впрочем, повсеместной кооптацией заведующих отделами местных исполкомов в местные чрезвычайные комиссии для координации деятельности последних «с уголовным розыском, милицией и т.д.»[828] Несомненно, столь ничтожная уступка не могла устроить таких председателей губернских исполкомов, как старый большевик Т.В. Сапронов. Выступивший вслед за коллегой Н.А. Скрыпник, наоборот, посчитал целесообразным задобрить руководство революционных трибуналов, указав «на чисто административную роль ЧК» и фарисейски рекомендовав «не вмешиваться в функции революционных трибуналов, народных судов и других судебных инстанций»[829]. Г.С. Мороз и Н.А. Скрыпник могли сколько угодно демонстрировать готовность идти на компромисс, но сами их предложения наглядно иллюстрировали, что руководство ВЧК не собиралось идти на серьёзные уступки никому — ни органам юстиции, ни органам суда, ни местным советам. Весьма характерно, что на конференции не выступали ни первый (Ф.Э. Дзержинский), ни второй (Я.Х. Петерс) председатели ВЧК. На стороне защищавшихся выступил заместитель наркома торговли и промышленности М.Г. Вронский, который сразу заявил о «тесной связи»[830] ВЧК «со всей» советской «экономической политикой»[831]. Старый соратник Ф.Э. Дзержинского по революционной борьбе в Польше скрытно поддержал чекистов в конфликте с губернскими и уездными советскими органами, специально остановившись на истории вопроса о гражданской войне в деревне и признав кулачество врагом, которого «так скоро раздавить не придётся»[832], и даже высказался за усиление ВЧК путём установления тесной связи с ВСНХ, в совет которого входил сам М.Г. Вронский, для устранения идейных врагов, привлечённых в качестве специалистов[833]. Однако помимо защиты оборонявшихся Вронский дал и бесценный совет, в необходимости которого ещё долго следовало убеждать не только местных чекистов, но и работников центрального аппарата органов государственной безопасности: «Самая захудалая чрезвычайка должна иметь машинистку, которая научилась [печатать] и знает делопроизводство…»[834]
816
Лацис Мартын Янович (Иванович) (наст. — Судрабс Ян Фридрихович) (1888–1938) — советский партийный и государственный деятель.
819