Возвращаясь к ленинскому Совету Обороны и оставляя в покое И.В. Сталина с его нежеланием превращать максимум своей воли в основу всеобщего законодательства и идейной близостью к Л.Д. Троцкому, которую оба члена ЦК упорно не замечали в течение всей политической жизни, мы должны заметить, что вождь не был одинок в своих воззрениях на армию: на Десятом съезде РКП(б) 1921 г. один из партийцев в ответ на предложение организовать военную секцию заявил: «Вопрос о реорганизации армии и флота не есть вопрос, касающийся только военных работников, он касается всех коммунистов вообще»[711]. Иначе и быть не могло: как справедливо заметил 17 апреля 1923 г. Г.Е. Зиновьев, «в 1918, 1919, 1920, 1921 гг., когда партия — это была Красная армия на девять десятых, когда государство — это была организованная война, когда всё дело сводилось к победе над белыми и когда все понимали, что партия ставит на карту всё, партия ставит на карту голову. Если она выиграет всё, то выиграет; если проиграет, то проиграет всё»[712]. И.В. Сталин, который в момент выступления на большевистском форуме не отвечал за судьбу конкретного фронта, добавил тогда, что «Истории всех революций говорят, что армия — это единственный сборный пункт, где рабочие и крестьяне разных губерний, оторванные друг от друга, сходятся и, сходясь, выковывают свою политическую мысль»[713].
15 декабря 1918 г. Совет Обороны, решая важный военный вопрос, связанный с необходимостью наказания виновных в неисполнении решения о строительстве Волжского моста, не подумал не то, что обратиться к Л.Д. Троцкому, но даже воспользоваться недавно учреждённой системой революционных военных трибуналов. Вместо этого назначил следственную комиссию и поручил затребовать у члена РВСР П.А. Кобозева материалы о виновных для передачи их И.В. Сталину[714]. 25 декабря Сталин выступал на заседании Совета Обороны со сводкой отчётов комиссаров, направляемых в формирующиеся дивизии. Э.М. Склянскому поручалось на следующий день представить И.В. Сталину копию перечня формирующихся дивизий и сведения об их состоянии и, более того — предоставлять такие сведения каждые две недели[715].
Руководящая работа Совета Обороны вызывала у Л.Д. Троцкого приступы ярости, о чём свидетельствует первоначальная фразеология РВСР[716] — до 1919 г., когда стороны достигли определённого компромисса.
Совет народных комиссаров и Совет Обороны как надстройка над ним сосредоточили в своих руках все финансовые нити, в т.ч. бюджет военного ведомства. Для получения средств и тогда, и много позднее Реввоенсовету Республики и Наркомату по военным делам как его рабочему аппарату приходилось обращаться в советское правительство. В 1918 г. последнее использовало финансы для постановки Красного Бонапарта под жёсткий контроль основателя партии, впоследствии, по итогам Гражданской войны в 1922 г., едва не перестаравшись[717], – загнало военное ведомство на те роли в политической системе, которые ему следовало играть в мирное (или относительно мирное) время[718]. Между прочим, тут вождь ничего нового не придумал: практика контроля военного ведомства путём урезания его сметы восходила к притеснениям военного ведомства со стороны финансового в Российской империи. По свидетельству Д.А. Милютина (1903), «все старания [Военного] министерства тормозились ежегодным мелочным урезыванием сметы»[719].
Бывший генерал Ф.Е. Огородников, находившийся в конце 1918 г. на ответственной должности во Всероссийском главном штабе, в историческом очерке «Стратегия Ленина в первый поход Антанты (по неопубликованным документам ИМЭЛ[720])», подготовленном в конце 1920-х или начале 1930 г., писал, что Совет Обороны «был очень важным и жизненным органом, но он не был тем «сверх-генеральным штабом», который мог бы подготовлять и проводить вопросы стратегии, Реввоенсовет Республики был учреждением недостаточно организованным для этой цели. По действовавшим законоположениям Главнокомандующий должен был исполнять директивы правительства, передаваемые ему через председателя РВСР (это, как мы помним, было установлено в декабре 1918 года. — С.В.). Но Троцкий, будучи этим председателем, нередко давал и проводил директивы самолично, притом вразрез с директивами Ленина. Военная разведка и осведомительная служба в широком масштабе не были налажены ни в РВСР, ни в Полевом штабе Главкома (имеется в виду Полевой штаб РВСР. — С.В.), а потому Ленин оказывался нередко несвоевременно, недостаточно или неверно ориентированным о событиях на фронтах, что в высшей степени затрудняло его работу. Тем не менее, эта работа даёт ряд поразительных образцов оперативно-стратегического творчества самого широкого и глубокого размера»[721]. Естественно, текст был написан в то время и в тех обстоятельствах, которые наложили на него совершенно определённый отпечаток (следует отметить особо, что текст отложился в личном фонде К.Е. Ворошилова), однако основные положения очерка в целом отражают реальную ситуацию в высшем военно-политическом руководстве конца 1918–1919 года.
716
В формулировках протоколов присутствуют следующие конструкции: «указать», «потребовать» и, самое мягкое — «предложить» СНК (см.: Реввоенсовет Республики. Протоколы. 1918–1919 гг.).