— Я не помню, — ответил он. — Может, это водитель машины, может, он псих и как–то узнал про Скотти. Я с ним, с нашим мальчиком. Просто отдохни, как ты собиралась. Прими ванну и приезжай к семи, приблизительно, и мы вместе поговорим с доктором, когда он придет. Все будет хорошо, милая. Я здесь, вокруг врачи и медсестры. Они говорят, что состояние стабильное.
— Мне до смерти страшно, — сказала она.
Она включила воду, разделась и залезла в ванну. Наскоро вымылась и вытерлась, а волосы сушить не стала. Надела чистое белье, шерстяные слаксы и свитер. Забежала в гостиную, — пес посмотрел на нее и ударил по полу хвостом. Когда она вышла к машине, только–только начинало светать.
На парковке перед больницей нашлось место недалеко от входа. Она чувствовала какую–то непонятную ей самой ответственность за то, что случилось с ее ребенком. Она подумала о негритянском семействе. И вспомнила имя Фрэнклин, стол, закиданный обертками от гамбургеров, и девушку–подростка, которая пристально наблюдала за ней, куря сигарету. «Не рожай детей, — мысленно сказала она этой девушке, входя в двери больницы. — Ради бога, не надо».
Энн поднялась на лифте на третий этаж вместе с двумя медсестрами, которые только шли на дежурство. Была среда, семь утра — без нескольких минут. Когда двери лифта открылись, прозвучало какое–то объявление для доктора Мэдисона. Она вышла из лифта после медсестер, удалившихся в другую сторону и продолживших беседу, прерванную ее появлением в лифте. Она прошла по коридору в закуток, где сидела негритянская семья, те уже ушли, но стулья стояли так, словно они вскочили со своих мест буквально минуту назад. Стол был по–прежнему усеян обертками и стаканчиками, в пепельнице — гора окурков.
Энн подошла к посту. Сестра за стойкой причесывалась, то и дело зевая.
— Сегодня ночью оперировали мальчика–негритенка, — обратилась к ней Энн. — Его зовут Фрэнклин. Его семья ждала в комнате ожидания. Я хотела бы узнать, как его состояние.
Другая медсестра, сидевшая за столом позади стойки, подняла глаза от лежавшей перед ней таблицы. Зазвонил телефон, она сняла трубку, но продолжала смотреть на Энн.
— Он скончался, — сказала первая медсестра, перестала на секунду причесываться, и посмотрела на Энн. — Вы друг семьи?
— Я познакомилась с ними сегодня ночью, — объяснила Энн. — У меня у самой сын тут у вас в больнице. Я думаю, он в состоянии шока. Мы точно не знаем, в чем дело. Я просто хотела узнать, как Фрэнклин. Спасибо.
Она пошла по коридору. Двери лифта, того же цвета, что и стены, открылись, и худой лысый мужчина в белых брюках и белых полотняных туфлях выкатил из лифта тяжелую тележку. Ночью она не заметила эти двери. Мужчина выкатил тележку в коридор, остановился перед дверью, ближайшей к лифту, и сверился с табличкой на стене. Затем он наклонился и снял с тележки поднос. Он слегка приоткрыл дверь и вошел в комнату. Когда Энн проходила мимо тележки, до нее донесся неприятный запах теплой пищи. Она торопливо пошла дальше, не глядя на медсестер, и вскоре открыла дверь в палату сына.
Ховард стоял у окна, заложив руки за спину. Когда она вошла, он повернулся.
— Как он? — спросила она.
Подошла к кровати. Поставила сумку на пол возле тумбочки. Ей казалось, что ее не было очень долго. Она дотронулась до лица Скотти.
— Ховард, не молчи!
— Доктор Фрэнсис недавно приходил, — сказал Ховард.
Она пристально посмотрела на него и мысленно отметила, что у него слегка опущены плечи.
— Я думала, он придет сегодня не раньше восьми, — сказала она поспешно.
— С ним был еще один врач. Невропатолог.
— Невропатолог… — повторила она.
Ховард кивнул. Она заметила, что плечи его еще сильнее поникли.
— Что они сказали, Ховард? Ради бога, что они сказали? В чем дело?
— Они сказали, что заберут его вниз, чтобы сделать еще какие–то анализы. Они думают, что придется оперировать, милая. Милая, они будут оперировать. Они не могут понять, почему он не просыпается. С ним что–то серьезнее, чем просто сотрясение или шок, теперь они это поняли. Что–то с черепом, видимо, повреждение, все с этим связано, они считают. Поэтому они будут оперировать. Я пытался позвонить тебе, но ты, видимо, уже выехала сюда.
— О, господи… Ховард, Боже милостивый! — Она взяла его за руки.
— Смотри! — воскликнул Ховард. — Скотти! Смотри, Энн!
Он развернул ее лицом к кровати. Мальчик открыл глаза, потом закрыл. Затем открыл снова. Он смотрел какое–то время прямо перед собой, затем взгляд его переместился и остановился на Ховарде и Энн, потом опять ушел в сторону.