— Она привезла какие-то очень важные вести для герцогини, — сказал Карах, — с ней немного разговаривала Зилла, и девушка сказала ей, что миледи будет очень довольна тем, что им удалось найти.
Герцогиня Доран, видимо, перепробовав все известные способы помощи и почти ничего не добившись, повернула к Сварогу белое до неестественности лицо:
— Милорд, умоляю Вас, помогите, — срывающимся полушепотом попросила она, — в соседней комнате есть серебряный ларец. Там ожерелье с синим камнем, вы его видели… Принесите, пожалуйста!
Сварог кинулся в соседнюю комнату, увидел на маленьком столике массивный ларец кованого серебра. Попытался открыть — крышка не поддавалась, и он, не долго думая, рубанул по ней топором. Синий овальный камень был теплым на ощупь и мягко светился. Сварог поднес его поближе к глазам и увидел внутри крохотную фигурку, которая отчаянно билась в стены своей синей камеры. Удивляться было некогда, и через минуту камень был в руках леди Виктори. Даррен произнес что-то на незнакомом, звучном и певучем языке, камень превратился в сгусток голубого тумана, сквозь который Сварогу мерещилась узкая, уходящая в бесконечность, дорога, и идущая по ней светлая фигурка. Даррен почти пропел еще одну фразу, и фигурка, подпрыгнув, превратилась в крылатое существо, более всего напоминавшее Сварогу дракона, взмахнуло длинными перепончатыми крыльями и исчезло вдали…
— Все, — выдохнула герцогиня, — теперь остается только ждать.
— Последнее средство? — почему-то шепотом спросил Сварог.
— Да… Они ведь не тело стремились убить. Не только тело, — в тон ему ответила леди Виктори, держа на раскрытых ладонях голубой туманный шар.
— Он возвращается, — с трудом выговорил Даррен. Он стоял на коленях, закрыв глаза и положив тонкие пальцы на лоб девушки. И правда, над дорогой появился сияющий дракон, неся на спине нечто, пульсировавшее ярко-алым светом. Крылатый посланец с трудом взмахивал изуродованными крыльями, и двигался он, похоже, против сильного ветра. Словно преодолев некий барьер, дракон рухнул на дорогу. Голубое сияние угасло, и на ладонях у герцогини снова лежал синий камень, внутри которого едва теплился тусклый огонек. Леди Виктори спрятала камень на груди, потом посмотрела на Дарена. Ее друг сидел все также неподвижно, но его лицо покрылось мелкими капельками пота, в углу рта появилась капля крови, побежала по подбородку.
— Он долго не продержится, — с отчаянием произнесла леди Виктори, — а я не умею…
— Миледи, может быть, мы хоть чем-то поможем? — неуверенно спросил Леверлин, — если есть способ…
— Подойдите ближе, господа. Понимаете, он сейчас пытается удержать здесь, хотя бы ненадолго, ее душу. Но с ней что-то сделали, она не помогает ему. Попросту не хочет жить, а без этого нельзя преодолеть тот Ветер, что уносит души к Грани, из-за которой нет возврата. Я не знаю этого волшебства, но все вместе, мы можем попытаться.
— Мы поняли, — сдвинув брови, серьезно кивнула Мара, — мы попробуем. Карах, пожалуйста, сбегай за своими, чует мое сердце, без вас здесь не обойтись.
Герцогиня встала за спиной Даррена, положив руки ему на плечи, остальные плотно обступили раненую девушку. Сварог понятия не имел, что же надо делать, только ему почему-то представилась легкая лодка с телом посланницы, которую уносит от берега сильный ветер, и тонкий канат в воде. Он мысленно шагнул в воду, чувствуя, как ледяной ветер продувает его насквозь, как тяжелеет и захлебывается сердце. Занемевшими враз руками схватил канат, привязанный к носу лодки, и стал медленно отступать к берегу, изо всех сил вытягивая ее за собой. Постепенно становилось легче, Сварогу мерещились в воде два стремительных дельфина, по очереди подталкивающие суденышко к берегу. Вот тонкая девичья рука вцепилась в скользкий канат рядом с его ладонью, вот зазвучали сквозь шум ветра вдохновенные аккорды виолона, и… Сварог очнулся. Леверлин поддерживал за плечи очень серьезную Мару, показавшуюся Командиру на десять лет взрослее. Даррен и герцогиня склонились над девушкой, которая была в сознании, и более того, даже что-то им говорила. Раны на ее груди почти закрылись, и Сварог с облегчением подумал, что теперь за нее можно не волноваться.